Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

В Государственном музее Л. Н. Толстого в Москве хранится подлинник письма А. Л. Толстой старцу Варсонофию следующего содержания: «Простите, Батюшка, что не исполняю Вашей просьбы и не прихожу побеседовать с Вами. Я в данное время не могу отойти от больного отца, которому ежеминутно могу быть нужна. Прибавить к тому, что Вы слышали от всей нашей семьи, я ничего не могу. Мы – все семейные, единогласно решили впереди всех других соображений подчиниться воле и желанию отца, каковы бы они не были. После его воли мы подчиняемся предписаниям докторов, которые находят, что в данное время что-либо ему предлагать или насиловать его волю было бы губительно для его здоровья. С искренним уважением к Вам Александра Толстая, 6 ноября [19]10 г. Астапово»[1224]. Известен черновик ответа прп. Варсонофия: «Ваше Сиятельство! Графиня Александра Львовна! Мира и радования желаю Вам о Христе Господе Иисусе! Благодарю Ваше Сиятельство за письмо, которым Вы почтили меня. Вы пишете, что воля родителя Вашего для Вас и всей семьи Вашей поставляется на первом плане. Но Вам, Графиня, известно, что Граф выражал искреннее желание видеть нас и беседовать с нами[1225], чтобы обрести покой для души своей, и глубоко скорбел, что это желание его не осуществилось. Усердно прошу Вас, Графиня, не отказать сообщить Графу о моем приезде в Астапово, и если он пожелает видеть меня, хотя бы на несколько минут, то я приду. В случае же отрицательного ответа со стороны Графа я возвращусь в Оптину Пустынь, предавая [?] это дело воле Божией»[1226]. Как известно, все попытки старца Варсонофия получить доступ к умирающему писателю ни к чему не привели. В 1920 г. в своих воспоминаниях «Об уходе и смерти отца» А. Л. Толстая была склонна трактовать визит старца Варсонофия в Астапово как попытку обратить Л. Н. Толстого перед смертью в православие[1227].

На самом деле представителями Церкви руководил в этот момент только один мотив – подвигнуть писателя к покаянию, для которого нужны были теперь, на смертном одре, не громкие заявления, а одно слово «каюсь». Как совершенно справедливо подчеркивает Л. Мюллер, окружающие Л. Н. Толстого люди сознательно не допустили к нему священнослужителя, возможно, вопреки воле самого Толстого[1228].

В Астапово прибыл также тульский архиерей Парфений (Левицкий), но слишком поздно, утром 7 ноября, уже после смерти писателя. Никаких оснований полагать, что он был бы допущен к одру болезни Л. Н. Толстого, у нас нет. Некоторые источники достаточно глухо сообщают о прениях в Св. Синоде по поводу вопроса о возможном напутствии умирающего Л. Н. Толстого и связывают этот приезд владыки Парфения именно с этим обстоятельством[1229].

Что касается представителей власти, они узнали об уходе Толстого из Ясной Поляны слишком поздно – еще 30 октября лица, на которых было возложено наблюдение за писателем, не знали, где он находится, за что крапивенский уездный исправник Голунский получил строгий выговор тульского губернатора, текст которого представляет интерес и с точки зрения темы исследования: «Крапивенскому уездному исправнику Голунскому. Об отъезде 28 октября графа Л. Н. Толстого и об обстоятельствах, сопровождавших этот отъезд, мне стало известно из частных сведений и из повременных изданий гораздо ранее, чем от подчиненной мне полиции, на которую, и в частности на Вас, мной возложено было иметь без особой огласки наблюдение как за состоянием здоровья Толстого, так и за передвижениями, с неотлагательным донесением мне о всем заслуживающем внимания. На это обстоятельство, указывающее на полную небрежность Вашу в несении службы, на слабый надзор за подчиненными и на недостаточное руководительство ими, обращаю Ваше внимание с предупреждением, что при повторении чего-либо подобного дальнейшее служение Ваше станет невозможным. Губернатор Кобеко»[1230].

Картина пребывания старца Варсонофия в Астапове может быть существенно дополнена материалами воспоминаний чиновника особых поручений, в 1910 г. – вице-директора Департамента полиции Н. П. Харламова, направленного в Астапово по распоряжению председателя Совета министров П. А. Столыпина для координации действий власти, в первую очередь тульского и рязанского губернаторов, а также оказания содействия духовным лицам в их сложной миссии. При этом Столыпин подчеркивал крайнюю озабоченность вопросом о снятии отлучения с писателя императора Николая II[1231].