Русская Православная Церковь за границей в 20-е годы XX века

Несмотря на некоторый приток эмигрантов, численность русских монахов на Афоне в рассматриваемый период (1920-е – 1940-е гг.) постоянно сокращалась. С 1920 г. по 1938 г. их количество уменьшилось с 2110 до 700 [775].

Значительный вклад в историю не только Афона, но и Русской Православной Церкви внесли два русских эмигранта – Сергий Сахаров (архимандрит Софроний) и Всеволод Кривошеин (архиепископ Василий).

Русские эмигранты, бывшие некогда членами Русской Церкви, вынуждены были иногда переходить в другие юрисдикции, в частности, в Сербскую Церковь. Например, Св. Синод Сербской Церкви запрашивал отзыв Архиерейского Синода о студенте богословского факультета Белградского университета А. Еленеве, ходатайствовавшем о своем посвящении в сан священника, и назначении на приход с одновременным оставлением в университете. Русские иерархи дали ставленнику положительную характеристику[776].

Патриарх Сербский Димитрий в своем письме от 8/21 августа 1925 г., а также Священный Архиерейский Синод Сербской Церкви в своем уведомлении от 12 того же августа в адрес русского Архиерейского Синода уведомляли о том, что русские священники, поступившие на Сербскую церковнопросветительную или административную службу, находятся в юрисдикции только сербской церковной власти и Русским Архиерейским Синодом не могут быть ни наказываемы, ни награждаемы. Адресат, приняв к сведению и руководству, уведомлял Священный Синод Сербской Православной Церкви и Святейшего Патриарха Димитрия:

Архиерейский Синод Русской Православной Церкви заграницей не считал и не считает в своей юрисдикции русских священников, поступивших на сербскую службу. И что наш Архиерейский Синод никого из них вообще не награждал, а если и предполагал кого-либо из них наградить, то об этом запрашивал согласия Сербских Епархиальных Архиереев, в ведении коих они и состоят, и притом за отличия, проявленные ими еще в России (таких случаев за это время было два-три)[777].

Еще одним поводом для переписки между Синодом и Патриархом Димитрием, была кончина члена Синода, епископа Михаила. Патриарх выразил соболезнования по случаю смерти русского архиерея[778].

Священный Синод Сербской Православной Церкви прислал отзыв Министерства Веры Королевства СХС о материальной помощи Русскому подворью святителя Николая в Бари[779].

В декабре 1927 года Священный Синод Сербской Православной Церкви сообщил свое постановление о разрешении произвести в переделах Королевства СХС сбор на сооружение русской православной церкви в Берлине. Местные сербские Преосвященные были призваны своим Синодом оказать помощь в деле сбора пожертвований. Зарубежный Синод благодарил

Архиерейский Синод Сербской Церкви и предписал осуществить необходимые контакты с гражданской властью[780].

В 1929 году последовала переписка между Синодом и епископом Максимилианом, викарием Карловацкой митрополии, недавно назначенным на Далматинско-Инстринскую кафедру, в связи с выраженной ему Архиерейским Синодом благодарностью «за доброе и братское отношение к русским иерархам и русским беженцам»[781].

Было принято к сведению уведомление Архиерейского Синода Сербской Православной Церкви о решении Архиерейского Собора о недопущении к священству неквалифицированных кандидатов[782].

Святейший Патриарх Сербский Варнава 24 мая / 6 июня 1930 года выразил благодарность русским архиереям за поздравление по случаю своего вступления на Патриарший Престол. Вообще переписка подобного рода неизменно публиковалась в журнале «Церковные ведомости» и светской периодической печати[783].

Межконфессиональные контакты

Русские церковные эмигранты поддерживали контакты и с христианами иных конфессий. К примеру, в 1923 году настоятель русской православной церкви во Флоренции, протоиерей М. Стельмашенко, докладывал о стремлении итальянского духовенства к единению с Русской Православной Церковью[784]. А Британское Библейское Общество напечатало 5000 экз. Евангелия на осетинском языке. Архиерейский Синод просил выслать 2 экз. для проверки правильности перевода[785]. В другом случае Архиерейский Синод выразил Папскому Нунцию в Белграде свое сочувствие по поводу расстрела прелата Буткевича[786]. В журнале «Церковные Ведомости» (№ 5–6 за 1923 год) под рубрикой «У большевиков» была помещена, среди прочего, такая заметка: