Русская Православная Церковь за границей в 20-е годы XX века

Дела о награждениях могут показать нам особенности церковной политики Архиерейского Синода в это непростое время. Так, в Определении Собора архиереев Русской Православной Церкви за границей 1927 года говорилось о том, что награждение зарубежных иерархов в данный период времени признано неблаговременным. Поэтому в ответ на доклад Харбинского Епархиального Совета, в котором выражалась просьба о награждении Высокопреосвященного Мефодия, архиепископа Харбинского и Маньчжурского саном митрополита, по случаю исполняющегося 35-летия его архиерейского служения, было вынесено следующее решение: ходатайство о поощрении долголетней отлично-усердной и ревностной службы Высокопреосвященного Мефодия доложить предстоящему Собору архиереев Русской Православной Церкви за границей, на котором будет пересматриваться и вопрос о награждении иерархов[485]. Вопрос был решен положительно, поскольку в своем очередном письме и рапорте от 30 октября 1929 года Высокопреосвященный Мефодий благодарил за возведение его в сан митрополита[486].

При рассмотрении вопросов о награждениях Архиерейский Собор принимал решения с мудростью и осторожностью, неукоснительно соблюдая церковный порядок, с целью не допустить усиления нестроений. Так, в связи с ходатайством архиепископа Мефодия о поощрении Преосвященного Мелетия, епископа Забайкальского и Нерчинского, Архиерейский Синод первоначально запросил по этому вопросу отзыв Начальника Российской Духовной Миссии в Китае, архиепископа Иннокентия, в ведении которого и состоял Преосвященный Мелетий в качестве заведующего Миссийским Подворьем в Харбине[487].

Поступали сообщения от других осведомленных лиц. Епископ Забайкальский и Нерчинский Мелетий периодически докладывал о церковных делах[488]. Епископ Шанхайский Симон докладывал по общецерковным делам, а также высказывал свое мнение о возглавлении Русской Зарубежной Церкви митрополитом Антонием[489]. А бывший подъесаул П. В. Березовский поделился своими мыслями по вопросам о церковном нестроении на Дальнем Востоке[490].

В 1928 году архиепископ Харбинский и Маньчжурский Мефодий спрашивал у Архиерейского Синода как ему поступать в случае своего вынужденного переезда из Харбина. Председатель Архиерейского Синода ответил, что в случае угрожающей ему опасности от большевиков, он должен переехать в другую безопасную местность в пределах юрисдикции архиепископа Пекинского, а служебное его положение будет определено Архиерейским Синодом после фактического переезда[491].

В 1929 году, несмотря на сложную политическую обстановку в Китае, отчеты о епархиальной жизни регулярно поступали в Архиерейский Синод. Был получен очередной рапорт Начальника Российской Духовной Миссии в Китае, архиепископа Пекинского Иннокентия о церковных делах[492], а также заслушан доклад Харбинского Епархиального Совета от 16 августа 1929 года с отчетом о состоявшемся 12/25-16/29 июня Харбинском Епархиальным Собрании[493].

В 1930 году связь Архиерейского Синода с церковными иерархами в Китае и на Дальнем Востоке не прерывалась. Своим письмом от 4/17 сентября 1930 года Председатель Архиерейского Синода митрополит Антоний известил Преосвященного Мелетия, епископа Забайкальского и Нерчинского, о замещении им митрополита Харбинского и Маньчжурского Мефодия в случае его болезни или смерти[494]. Митрополит Харбинский и Маньчжурский Мефодий рассказал о совершении торжественного богослужения в день 100-летия со дня рождения протоиерея Иоанна Кронштадтского с молитвенным поминовением его во всех храмах Харбинской епархии[495].

Дальневосточное Совещание в лице Главы русской эмиграции на Дальнем Востоке генерала Хорвата, приветствовало Председателя Архиерейского Синода[496]. Начальник Канцелярии Главы русской эмиграции на Дальнем Востоке также известил о положении церковных дел на Дальнем Востоке[497]. Некто Георгий Шестаков в своем письме рассказал о состоянии церковных дел на Дальнем Востоке[498].

В целом можно отметить, что в начале 1920-х – 1930-х гг. священники Российской Духовной Миссии и Харбинской епархии столкнулись с рядом проблем. Зачастую русская эмиграция, раздираемая внутренними распрями, вместо благодарности Миссии за помощь отвечала ей враждебностью. Монастырское имущество в Пекине было захвачено и расхищалось. Владыка Иннокентий вынужден был вести множество тяжб по вопросам о собственности Миссии. Самоотверженная помощь беженцам из России усугубила и без того тяжелое материальное положение Миссии. Лишенная денежных средств и помощи из России, доходов от своих подворий в Москве и Петрограде, обремененная долгами, она была почти полностью разорена.