Русская проза рубежа ХХ–XXI веков: учебное пособие

«Это первый мой роман, который на 90 процентов расположен в американском пространстве. Главный герой – русский, нечто среднее между Высоцким, Тарковским и Любимовым. Артист, возглавивший полугодовую московскую труппу «Шуты». И его за эту деятельность выгнали, он оказался в Штатах. А там он, полуеврей, как и Высоцкий, встречается неожиданно для себя с американской ветвью своего рода, о существовании которой не знал. А она является одним из самых могущественных кланов Америки. Во главе клана стоит четвероюродный брат героя. Оба происходят от близнецов, сбежавших в прошлом веке из Варшавы. Один попал в Россию, другой – в Штаты. Теперь их потомки встретились, подружились, и с этого все началось».

В характеристиках героев широко использован интертекст, рождающий аллюзивные ряды: «Иностранец был не молод, но и не стар, не высок, но и не низок, чрезвычайно лыс, но в то же время привлекателен, с хорошо очерченным подбородком и сверхразмерными голубыми глазами».

Подробно фиксируя ситуацию, в которую попал его герой, вынужденный покинуть родную страну и оказавшийся в совершенно иной реальности, автор показывает, что его ожидают безденежье, поиски работы, скитания, пока он снова не обретет свой прежний статус.

Не критикуя западный образ жизни, но в то же время относясь к нему настороженно, автор вводит реалии американской жизни с помощью иноязычной лексики: фуд-стэмпы («марки на еду»), лофт («чердак»), амбуланс («машина скорой помощи»), дринк («выпивка»). На читателя буквально обрушивается экспрессивная языковая стихия, следуют постоянные вкрапления разговорной лексики, бранной и нелитературной, встраиваются обращения типа: «Было всякое, чувачки». Выражения из других языков вводятся соответствующей графикой и затем переводятся. Стиль В. Аксенова афористичен, его характеристики закончены и напоминают портретные зарисовки:

«Настоящий советский парень крутого помола времен заката тоталитарной империи. Он в упор на него посмотрел и подставил плечо помощи»;

«Из булочной вышла женщина с гуманитарным лицом. Несла коричневый пакет, из которого торчали две палки хлеба».

Авторская оценка носит явно ироничный характер: «.Выпили только один раз, но по двойному джину».

Точно передается и состояние эмигранта: «Когтистый здоровенный Буревятников в стране своего политического убежища приоделся во все джинсовое: дж. штаны на дж. подтяжках, дж. рубашка, дж. кепка, дж. мокасины. В личностном варианте сбылась одна из важных фантазий советской комсомолии». Отметим, что сокращения имитируют запись в записной книжке. Повествование превращается в хронику, роль автора усиливается, через обращения к читателю, выделяющиеся в отдельные своеобразные главки: «Читатель мог заметить, что мы не очень-то отклоняемся от хронологической последовательности основных событий».

Каждая главка сюжетно закончена, время движется стремительно, как замечает автор, «хронологическая регулярность играет у нас роль дымовой завесы, под покровом которой события прыгают с присущим модернизму хаосом». Обозначив год, место действия и круг действующих лиц, В. Аксенов сразу же начинает разворачивать ситуацию, завязывая и определенную интригу.

По форме «Новый сладостный стиль» – книга-размышление, где писатель откровенно делится своими мыслями по разным поводам, своеобразно завершая их в каждой главе стихотворными вставками. В зависимости от характера рассуждений текст превращается то в философский, то в публицистический трактат, то в исповедь, то в дневник, то в монолог действующих лиц. Смешение жанровых конструкций отличает творческую манеру В. Аксенова в целом.

Особенности внутренней конструкции обусловливают постоянную смену стилей. Разговорная интонация и традиционная последовательность фраз создают текстовые перебивки, дробления, расщепление общего повествования, хотя внутренний ритм не нарушается, обычно за счет ритмизованной прозы, выстраиваемой с помощью обращений, риторических конструкций, контаминационных клише: «О, божий мир в калифорнийском варианте, как ты хорош!»