Русская проза рубежа ХХ–XXI веков: учебное пособие

«Я принялась за работу с ученическим рвением.

Я за любую работу принимаюсь обычно с ученическим рвением, ибо знаю заранее, что весьма скоро это рвение иссякнет. Нет, я не ленива. Я глубоко и безнадежно бездеятельна».

Использованное автором единоначалие задает четкий повествовательный ритм и подчеркивает динамику действия. Постоянное сосуществование автора (рассказчика) и героя усиливает достоверность изображаемого, выведенного на преувеличении:

«У Таисьи есть папа. Папочка, папуля. Ты знаешь, что такое – восточный папа? Она всю жизнь ноги ему мыла. А он колотил ее, как бубен на свадьбе. Но она терпела – ведь папа, родной любимый папа.»

Форма «папа» основывается на противопоставлении, в первом предложении оно нейтральное, во втором получает стилистическую окрашенность при помощи суффиксов -очк-, – ул-.Третье, четвертое и пятое предложения контрастируют с предыдущими по смыслу, вследствие чего в шестом предложении слова «папа, родной любимый папа» получают отрицательную коннотацию. Налицо оценочная, характерологическая роль преувеличения. Отметим и музыкальность фразы, создаваемой с помощью повтора – «ведь папа, родной любимый папа».

Интересна и выразительна речь Таисьи. Она представляет собой смешение лексики просторечной, подчеркнуто разговорной, бранной, иноязычной. Как отмечает автор, она обладала могучим и разнообразным словарным запасом «широчайшего разброса диапазона» – «от матросской матерщины и грузчицких прибауток до выражения чувств таких нежнейших тургеневских переливов, что слезы наворачивались»:

«– Ты вот что, советую, – сказала она, – приклейся к моей заднице и всюду таскайся за мной. Я тебя живо введу в курс дела.

– Заходи быстрей, я после аэробики моюсь. У нас тут – имей в виду – по четвергам в восемь аэробика. Ну, само собой, вспотеешь как лошадь, дай, думаю, вымя прополосну.

– Пидор гнойный! Забудь свои вонючие мечты! А насчет квартиры – отсосешь у дохлого бедуина! Не бросай трубку, сука, я еще не все сказала!»

Подобные качества рассказчик характеризует как свойства «фольклорного человека» («Э-эй, милка моя, да ты вся трясешься»).В ее речи встречается и паронимия, процесс словообразования происходит по ходу развертывания действия:

«– Она танцует фламенко, подумаешь! – говорила Таисья. – Фанданго – ебанго… Ну, были мы со Шварцем на корриде.

– Глянь, какой я себе навымник купила».

Д. Рубина настолько дорожит каждым словом своего героя, что передает мельчайшие интонации речи и даже манеру произнесения отдельных слов («меня обуревает страсть коллекционера, нанизывающего эти случайные, дурацкие, смешные, прочувствованные фразы на тонкий серпантин повествования»):

«– Она гра...грамотная! – взвыла Таисья, мотая головой из стороны в сторону. – Он нанял Гришку Сапожникова на редактуру!»

Отметим и использование устойчивых конструкций, оборотов, клише:

«Ну, Отилия, девка душевная, простая, любит порядок. да не пялься ты так на них, у тебя взгляд то ли шантажиста, то ли убийцы. на вот, съешь лучше пирожок...»

Обыгрываемые в речи сказочные клише заменяют авторскую оценку. Встречаются и собственные словообразования, чаще на основе литературных текстов, фразы из которых превратились в устойчивое клише: «Один, как желтый огурец в осеннем поле».

По сравнению с Таисьей речь главной героини еще более разнообразна. Отметим метафоризацию: «Впрочем, моему шелудивому воображению дай легонько коленом под зад – оно и покатится с горы, как брошенный снежок, обрастая по пути бог знает каким сором»; «Я уже знала его слабое место – нежно пульсирующую глупость самовлюбленного моллюска в красивой твердой оболочке раковины»); обыгрывание лозунгов и клише: «Спасибо товарищу Моцарту за нашу счастливую старость» (парафраз).