Русская религиозная философия

Каждый человек в какой‑то степени является не только порождением своего детства, но все лучшее, все драгоценное, все священное, все те искорки, которые есть в детстве у большинства из нас, — это и есть та духовная родина, к которой мы стремимся. Правда, уже умудренные опытом, израненные жизнью — но все‑таки к этому первозданному опыту идет душа. И так происходило с этим человеком, которого звали Сергей Николаевич Булгаков.

Вероятно, многие из вас теперь уже слышали это имя. Когда я начинал цикл рассказов об этих удивительных личностях, Булгаков еще не был у нас напечатан, но сейчас уже появляются первые публикации в журналах, страну уже облетела репродукция знаменитой картины Нестерова «Философы».

Один из них, человек молодой, в белой рясе, с посохом, — это отец Павел Флоренский (о котором мы тоже потом, надеюсь, будем с вами говорить), а второй — ученый, опустивший голову, наполненный борющимися внутри его разума и сердца идеями, — это и есть Сергей Николаевич Булгаков.

Двадцать восемь томов произведений, сотни и сотни статей! Всего его творения охватывают двадцать тысяч печатных страниц. Он переведен почти на все европейские языки. Свыше тысячи страниц занимают только переводы Булгакова на европейские языки. Экономист, историк, эссеист, литературный критик, философ, богослов, комментатор Библии, человек необыкновенно разносторонний, и наконец, священник, профессор Парижской духовной академии — вот таков Сергей Николаевич Булгаков. Человек, родившийся на исходе XIX в. и скончавшийся на исходе Второй мировой войны. Столетие его рождения в 1971 г. у нас никак не отмечалось. Будем надеяться, что следующее поколение сумеет оценить по достоинству этого человека. Я хотел бы помочь вам представить себе эту удивительную фигуру.

Булгаков родился на Орловщине, в семье потомственного провинциального священника. Огромный род Булгаковых, происходивший от каких‑то татарских князей, был широко расселен по России. Среди Булгаковых были и многие церковные писатели, историки, богословы, среди них — отец знаменитого писателя Михаила Булгакова, Афанасий Булгаков. Знаменитый митрополит Московский прошлого века, Макарий, тоже был из этого рода Булгаковых. Но Сергей Николаевич родился в семье бедного священника, в семье, где было трудно, мучительно, они еле перебивались. Семья была большая, и к тому же, как сам Сергей Николаевич вспоминал, удрученный своими трудами и бедностью отец частенько пил. Мальчик тем не менее сохранил какие‑то органические, сердечные, бытийственные, трогательные воспоминания об этой среде. Друзья про него потом говорили шутя, что он родился в епитрахили, то есть родился священником. И он сам говорил о себе: «Во мне течет левитская кровь» (левиты — это в ветхозаветной Церкви наследственный, потомственный род, служивший у алтаря).

Он поступает в семинарию, духовное училище. Очень быстро удивительные способности продвигают его вперед. Но там же, в орловской семинарии, в нем происходит крушение.

Начало 1880–х годов. Студенты читают Писарева, Добролюбова, Чернышевского.

Очень живо обсуждают атеизм как весьма правдоподобную гипотезу. Все готовы служить народу, но служить Богу — для них пустое слово. В конце концов у Булгакова, человека необыкновенной искренности, ранимости, я бы даже сказал, чувствительности, все религиозное сознание превращается в пыль, остается только нравственное сознание. Для него старина, быт, бурса, богословие — все это сливается воедино. И он видит, в общем, правду: что консервативные силы, включая церковные, держат народ в состоянии стагнации, неподвижности. Мы сейчас иногда идеализируем прошлое, и люди XIX в., далекие от народа, тоже идеализировали, говорили что‑то о крестьянской общине, но все‑таки жизнь в маленьких городах, в селах России была очень тяжкой.

Вспомните то, что вы читали у Островского, у Чехова: ведь недаром Добролюбов называл это «темным царством» (он сам был из священнической среды). Да, идейные, духовные катастрофы нашего столетия были подготовлены тяжелыми негативными процессами прошлого, которое теперь мы называем «застойным», — это очень подходящее слово и для того времени. И движение вперед, к лучшей доле, к лучшей жизни, связывалось у молодого Сергея Булгакова с освобождением людей от этой затхлой, несправедливой жизни.