23-го июня московское войско дошло до Русы, разорило ее и пожгло. Тогда новгородский передовой отряд высадился с судов на берегу Ильменя у Коростыпя. Новгородцы, ставши на твердую землю, думали неожиданно напасть на москвичей, но вместо того на них нечаянно напали. Сторожи великого князя, отправленные Холмским заранее к берегу, увидали новгородское войско и дали знать воеводе; и московское войско поспешно двинулось навстречу новгородцам. Пешая новгородская рать шла вперед, конная позади. Москвичи ударили на пехоту; новгородцы стали изнемогать и кричали, чтоб конные подоспели. Но конный отряд, владычный — не поспешил: "Владыка, — говорили конные, — не велел нам идти на княжий полк, а послал нас только на псковичей . И москвичи разбили новгородцев: пятьсот их пало на месте, другие убежали. Москвичи их ловили и приводили к своим воеводам. Воеводы приказывали отрезывать пленникам носы и губы, и в таком виде отпускали на свободу. Говорили им москвичи: "Покажитесь теперь своим!" По военному обычаю, ратники стягивали доспехи с убитых и пленных. Не берите себе, — говорили начальники, — изменничьих доспехов: у нас н своих доспехов много, и мы всем довольны . И москвичи бросали добычу в воду; а что могло гореть, то со-жигали. Неизвестно куда ушли конные владычного стяга, не хотевшие выручать из беды свою пешую братью в битве, однако, досталось тогда не одной новгородской пехоте, но и коннице. С побоища воеводы отправили во Псков боярина Зиновьева с тремя стами взятых в добычу лошадей, — распродать их во Пскове: показать псковичам плоды победы и заохотить их самих к скорейшему выходу на войну. Эти лошади были очень дурны: их назвал летописец "шкабатами и клячами". Псковичи отвели боярину и его отряду подворье; и была великая "истора" от него и от ста человек его отряда. Псков собирался на войну,
Война открылась тем, что начали жечь новгородские села. Пограничный новгородский пригород ко Пскову был Вышгород (ниже Порхова). Услышав, что псковичи жгут новгородские поселения, вышгородцы сделали набег на псковские села в Наве-режской губе. Так друг другу творили они взаимные пакости. 15-го июля псковское войско привалило к Вышгороду; ратной силы в городке, верно, было мало: отряды, которые пошли пус-тошить псковские села, еще не вернулись. Псковичи стали сильно теснить новгородцев огненными приметами; в городке не было воды; дым беспокоил осажденных, переваливаясь через стену; мучил их зной, томила жажда; они защищались храбро, стреляли в псковичей метко и убили одного из предводителей — посадника, а другим ловко раздробляли камнями головы; но на другой день утром, изнемогая от нужды, вышли из городского забрала с крестами, и воевода их, Есиф Киприянов, кричал осаждающим: "Псковичи, посадники, а весь Псков! повестую вам с челобитьем и с плачем: какая ни есть вам обида, ведают про то государь и ваш и наш князь великий, да Великий Новгород; а вы над ними учините милосердие; мы же вам животворящий крест целуем". И псковичи посоветовались между собой и оказали милосердие; вышгородцы отпустили пленников; псковичи отошли от города и стали опять жечь новгородские села вправо и влево, по одним известиям верст на пятьдесят от границы, по другим — верст па двадцать.
Новгородцы, отпущенные в Новгород Холмским без носов и губ, на одних навели страх, на других ожесточение и охоту к мщению. Сначала взял верх страх; стали говорить о мире, роптали на патриотов; владыка потакал такому говору. Послали к великому князю Луку Клементьева — просить опасу для послов; но приказали гонцу показывать вид, как будто не знают ничего о поражении под Коростынем, чтобы представить великому князю, будто не от нужды хотят мириться. Но когда Лука уехал, люди партии литовской ободрили народ и взяли верх.