Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки).

Еще месяц пробыл Иван под Новгородом. Лишенные старинной свободы, новгородцы должны были, как бы в благодарность своему государю подносить ему поминки. Сам великий князь не прежде как 29 января посетил Новгород, и то не надолго: он отслушал обедню у святой Софии и тотчас уехал в свой стан; он боялся мора, который продолжал свирепствовать: от множества умирающих не успевали копать особых могил; складывали по два, по три трупа в одну могилу, а далее уже по десяти.

Пожертвовав свободой, бояре думали, что, по крайней мере, сохранят свои имущества и останутся на месте; но скоро оказалось, что Иван не слишком ценил обещание, на которое не даром хотел присягать. Первого февраля схватили купеческого старосту Марка Панфильева и увели в стан. На другой еднь, 2-го числа, схватили Марфу Борецкую и внука ее. Сын ее, отец этого внука, уже умер в заточении в Муроме. Вслед затем, через несколько дней, схватили других новгородцев, стоявших прежде во главе патриотической партии: Арзубьева, Ивана Савелкова, Иакинфа с сыном и Юрия Репехова. Всех их, оковавши, повезли в Москву, а их имущества отписали на государя. Так достался Ивану и тот чюдный двор Марфы посадницы, где собирались патриоты и рассуждали о том, как им противостоять московскому самовластию. В Новгороде оставлены четыре наместника: два должны были жить на Торговой стороне в Ярославовом дворище; два — на Софшйской, в архиепископском дворе. Таким образом, их управление заменяло древнее вече, собиравшееся на тех местах, где им теперь указано жить.

Получив от владыки последние подарки из золотых и серебряных сосудов, великий князь 17-го февраля выехал из Великого Новгорода. До первого стана должны были провожать его владыка и бояре, и житые; победитель здесь покормил их и одарил. Так, наконец, расстался он с Новгородом, и приехал в Москву 5-го марта при всеобщем торжестве московского народа. За ним, как трофей победителя, везли вечевой колоков, — символ древней общественной жизни удельно-вечевого порядка, пораженного торжествовавшим единодержавием. "И привезен бысть, — говорит летописец, — и вознесли его на колокольницу на площади,с прочими колоколы звонити".

Новгородская катастрофа этим не кончилась. Раздоры, прежде выражавшиеся палочными и кулачными боями па улицах, сейчас же нашли себе новую дорожку — доносы. Новгородцы московской партии донесли на своих соотчичей, что составляется заговор: хотят отложиться от Москвы и призывать снова Казимира.

Новгород оставался на душе у Казимира.

Он обещал помощь. Литовцы денег ему не давали: он обратился с просьбой о деньгах к папе, а между тем, послал к хану Большой Орды подвигать его на московского государя, бывшего его данника. Была надежда новгородцам даже на помощь внутри великого княжения: братья великого князя — Андрей и Борис, вместе с братом воевавшие Новгород, стали недовольны; они сами испытывали тягость московского самовластия. "Мы, — говорили они между собой, — вместе с нашим братом воевали Великий Новгород, а он взял его себе весь и нам не дал из пего части". Они переговаривались с заговорщиками и изъявили согласие действовать заедино. Но государь в конце 1479 г. узнал об этом «пору. Утаивая настоящее намерение, он распустил слух, будто идет на немцев. Даже сын его не знал отцовского замысла, и должен был собирать войско, будто на немцев. Весной он отправил заставы, чтобы новгородцы не узнали о числе его войска. Однако в Новгороде все узнали, прогнали наместников и приготовились к обороне. Была надежда, что татзры отвлекут великого князя от севера и заставят обратиться назад; а между тем, Казимир успеет прислать вспомогательное литовско-русское войско на выручку. Представлялся, по-видимому, удобный случай возвратить утраченное. Возобновлен вечевой порядок. Избрали посадника, тысячекого. Стали укреплять острог. Великий князь, достигши Бронниц, узнал, что Новгород взбунтовался явно. У него была только тысяча человек; надобно было подождать; и он сидел две недели, пока прибыло войско. Новгородцы не успели сжечь посадов; их опятьл захватили, как в прошлогоднюю войну. Иноземный художник Аристотель управлял артиллерией; он поставил против Новгорода пушки: — его пушкари искусно и метко палили; а в Великом Новгороде возникали по-прежнему несогласия; многие, прежде приставшие, по-видимому, к мятежу, теперь бежали к великому князю. Патриотам невозможно было управлять обороной; беспрестанно грозила измена. Послали просить опаса для переговоров. Но времена те прошли, когда можно было вести переговоры. Великий князь, указавши на себя, сказал: "Я вам опас; я опас невинным: я государь ваш; отворяйте ворота; войду, — никого невиннаго не оскорблю!"