Русская революция, 1917

Поскольку при этом речь шла о моей выдаче, я убедился, что генерал Краснов не согласится ни на что подобное, в этом отношении можно быть абсолютно спокойным. Однако он считал желательным, чтобы я сам, разумеется под обеспеченной им надежной охраной, отправился в Петроград, попытался прийти к какому-нибудь соглашению с разными партиями, даже со Смольным! Генерал добавил, что признает это небезопасным, но чем не рискнешь ради спасения родной страны?

Вот что сказал мне генерал Краснов. Мы виделись в последний раз. Явно нервозное поведение после видимого спокойствия, с которым он вошел, уклончивый взгляд, странная улыбка больше не оставляли у меня сомнений в сложившемся положении. Продолжавшийся внизу торг за мою голову был далеко не таким безобидным, как мне хотели внушить.

Генерал оставил меня.

Я начал подсчитывать, кто еще остается со мной. Кто хранит верность? Мои отношения с казачьим полком разорвали сами казаки. С моей стороны совершенно естественно не считать себя более связанным никаким образом с теми, кто уже меня предал. Возможности спастись не было. Я не принял никаких мер для личной безопасности. Ничего не было подготовлено для отъезда из Гатчины. Нас оставалось мало для обороняющейся армии — всего десяток человек. Мы не могли выбраться из дворца. Дворец Павла выстроен в плане прямоугольника, в крепостной стене только один выход, у которого уже стояла смешанная охрана из казаков и матросов.

Пока мы обсуждали способы выбраться из ловушки, явился один из высокопоставленных представителей дворцовой администрации и предложил свои услуги. Ему был известен тайный подземный ход за пределы дворца, которым, однако, нельзя было воспользоваться до наступления ночи. Если до того времени ничего не случится, можно будет уйти тайным ходом. Я предложил своим товарищам не терять времени, покидать дворец по одному.

Мы же с лейтенантом Виннером решили не сдаваться живыми. Вот как будет кончено дело. Сведем счеты с жизнью выстрелом из револьвера в последнюю минуту, когда казацкие и матросские банды ворвутся в мою приемную. Утром 14 ноября 1917 года такое решение казалось простым, логичным, неизбежным.

Время шло. Мы ждали. Торг внизу продолжался. Вдруг в три часа прибежал тот же самый смертельно бледный солдат, который принес утром известие о приезде Дыбенко. Торг закончился. Казаки купили свободу и право вернуться домой с оружием ценой одной человеческой головы. Для выполнения условий сделки, иными словами, моего ареста и выдачи большевикам, враги — вчерашние друзья — создали честь по чести смешанную комиссию. В любой момент матросы с казаками могли ко мне ворваться.

Какую роль сыграл здесь Краснов? Столь же красноречивый, сколько и краткий ответ на этот вопрос можно найти в архивах Ставки Верховного главнокомандующего. 14 ноября генерал Духонин получил от генерала Краснова следующую телеграмму: «Я приказал арестовать главнокомандующего, он готов сдаться».

Все, кто видел в тот момент генерала Духонина, говорили, что он, получив телеграмму, уверенно решил, будто приказ об аресте продиктован моим намерением пойти на компромисс с большевиками!

Казалось, соглашение между казаками и матросами решало мою судьбу, не оставляя пути к спасению. Но на свете бывают еще чудеса!

В игру вступили два неизвестных мне человека, которых я никогда в жизни не видел, солдат и матрос.

— Не теряйте времени. Переодевайтесь.

Мне было предложено переодеться в матросский бушлат, бескозырку, надеть шоферские очки. Бушлат оказался коротким, слишком маленькая бескозырка едва держалась на макушке. Я считал подобный маскарад нелепым, опасным, но делать было нечего. У меня оставалось несколько минут.

— У ворот за дворцом вас ждет машина.

Мы попрощались и вышли черным ходом из моей комнаты.

Дверь закрылась уже за двумя матросами, которые медленно пошли пустым коридором, тихо, спокойно переговариваясь. Длинный широкий коридор казался бесконечным.

Наконец подошли к лестнице. Спустились к единственному выходу, который охраняли казаки и матросы. Малейшая оплошность, малейший неверный шаг нас погубит.

Мы просто не смели подумать об этом. Шагали спокойно, двигались автоматически, с точностью хорошо отрегулированных механизмов. Прошли мимо охраны к выходу. Ничего.

Прошли в арку. Огляделись вокруг. Вид у меня решительно комичный. Нигде ничего.

Поднялись на орудийную площадку за дворцом. Нигде ничего. Не видно ни души. Никакого автомобиля! Совершенно непонятно, что происходит.

Пошли дальше.

Куда? Неизвестно. Ускорять шаг нельзя.

— Мы что-то не так поняли, — заметил мой новый спутник.

— Вернемся, — предложил я.

Повернули обратно.

Снова вошли в арку. Оглянулись. Сейчас нас заметят.

Опять повернули обратно.

Вошли во дворец со стороны, противоположной той, откуда выходили. Дверь вела прямо в караульную.

Вдали послышался затихавший крик. Это матросы Дыбенко с казаками Краснова бежали наверх меня арестовывать.

Тут появился наш друг, предупредивший об ожидавшем у ворот автомобиле. Он спокойно с полным равнодушием прошел мимо, шепнув: