Русская революция, 1917

Международная обстановка в Европе не оставляла сомнений в неизбежности войны. Простившись с друзьями, мы поднялись на пароход. Ничто не изменилось ни на тихой глади широких, величественно струившихся вод, ни в сиянии лучей летнего солнца, ни даже в веселой суете пассажиров, собравшихся на борту. Не говоря никому ни слова, стараясь скрыть озабоченность, наша небольшая компания поспешно собралась на «военный совет». Решили прервать пропагандистское турне, приостановить внутреннюю политическую борьбу и немедленно вернуться в Петроград. Мы отдавали себе отчет в необходимости сосредоточить все свои силы и силы страны на организации национальной обороны, поскольку было ясно, что попавшее в сеть «распутинщины» правительство не в состоянии справиться с проблемой войны и приведет Россию к сокрушительному поражению.

Я инстинктивно чувствовал, что правительство не переживет войны и на полях сражений родится свободная Россия. Именно это я в качестве представителя трудовой партии заявил самым твердым образом на историческом заседании Думы, состоявшемся после официального объявления войны.

Ту же самую мысль я высказал на пароходе сестре самого Ленина. Пожалуй, надо объяснить, каким образом у меня состоялась беседа с сестрой большевистского вождя. Семьи Ульяновых (Ленина) и Керенских обе жили в Симбирске на Волге. Мой отец был директором мужской гимназии и женской средней школы.

Ульянов, отец Ленина, был инспектором начальных школ Симбирской губернии. Все его дети учились в гимназиях под началом моего отца.

После смерти старшего Ульянова мой отец, связанный с семьей дружескими узами, стал наставником детей. При очень большой разнице в возрасте между нами у меня не осталось детских воспоминаний о Ленине, его братьях и сестрах. Тем не менее, вполне естественно, что, встретив на пароходе сестру Ленина, я к ней обратился. Вспомнив детство, заговорили о Ленине, который долгие годы жил в политической эмиграции в Западной Европе.

— Не волнуйтесь, — сказал я. — Вы скоро увидитесь. Начнется война и откроет ему дорогу в Россию.

Мое пророчество, сделанное из чистой любезности, оправдалось. Увы, к несчастью для России!

Пишу эти строки, чтобы читатели уяснили, в какой напряженной и сложной внутренней ситуации, сложившейся в России, наша страна вступала в конфликт. Чтобы понять российскую военную трагедию, надо учитывать, что война лишь на время замедлила революционное движение, которое с импульсивной силой неуклонно возрастало, и что не она его спровоцировала.

Для защиты страны от врага, превосходно вооруженного и организованного несравненно лучше, чем русский народ с его глубоким патриотическим инстинктом, решено было временно прекратить внутреннюю политическую борьбу с царизмом. Решительное стремление правительства объединить весь народ в общем порыве, забыв в данный момент о внутренних конфликтах, действительно достойно упоминания. Страна стала единым фронтом борьбы с внешним врагом.

В момент начала войны история предоставила российской монархии, которая никогда не понимала и чуждалась народа, единственный, может быть, шанс ради любви к России объединить вокруг себя жизнеспособные, здравомыслящие, честные политические силы страны. Но правительство заведомо испугалось этой уникальной возможности, способной спасти Россию от гибели, если б оно ей воспользовалось. В ответ на патриотический народный порыв правительство удвоило реакционные репрессии. Ради спасения России русский народ сражался на двух фронтах: на внешнем — плохо экипированный и плохо вооруженный — с могучим, вооруженным до зубов противником, и на внутреннем, защищаясь от интриг, коррупции и бессилия ставленников Распутина, жаждущих власти и абсолютно равнодушных к положению страны. Существование самодержавия и военные успехи вошли в трагическое противоречие.

Российскому национальному сознанию предстояло решить ужасающе трудную проблему, в то время неразрешимую. С одной стороны, следовало свергнуть власть, угрожавшую погубить страну, с другой — уберечь армию и государственный управленческий аппарат от пертурбаций, которые во время войны могли оказаться фатальными.

Я твердо убежден: не будь войны, революция совершилась бы, самое позднее, весной 1915 года, может быть, даже в конце 1914-го. Война прервала крестовый поход за свободу и славу России, и стране — при изначально ненавистном режиме во главе с такими, как Распутин, Сухомлинов и им подобными, — пришлось сражаться с идеально организованным и оснащенным врагом.