Русская революция. Агония старого режима. 1905-1917

Весь день 28 февраля путешествие царского поезда и свиты проходило без всяких приключений. Но около часа ночи, когда свитский поезд въехал в Малую Вишеру, в 170 километрах к юго-востоку от столицы, офицер доложил, что пути впереди в руках «недружелюбно настроенных солдат». Когда чуть позднее в Малую Вишеру вошел царский поезд, государя разбудили. После краткого совещания было решено вернуться в Бологое и оттуда проследовать в Псков, где имелся телеграфный аппарат Хьюза для прямых переговоров и располагался штаб Северного фронта под командованием генерала Н.В.Рузского. Воейков, бывший свидетелем этого эпизода, рассказывал, что царь все это время проявлял удивительную выдержку⁵⁶. Царский поезд достиг Пскова 1 марта в 7.05 вечера.

Встречал царя городской голова, но Рузского, ко всеобщему недоумению, не было. Он появился через несколько минут; по словам Дубенского, «Рузский шел согбенный, седой, старый, в резиновых калошах... Лицо у него бледное, болезненное, и глаза из-под очков смотрели неприветливо»⁵⁷. Рузский, которому суждено было сыграть критическую роль в разворачивавшихся событиях, по положению уступавший только Алексееву, был, очевидно, самым «политизированным» из всех генералов командования. Ему часто приходилось сталкиваться с Протопоповым по вопросам продовольственного снабжения и по поводу решения о выводе Петроградского округа из его подчинения. Все его симпатии были целиком на стороне думской оппозиции. Он не любил Николая и считал монархию анахронизмом. «Николаю, таким образом, предстояло прожить самые критические два дня своей жизни под влиянием военачальника, настроенного решительно против него»⁵⁸. С первой минуты появления царя в Пскове Рузский стремился убедить его сначала даровать уступки Думе, а затем и отречься*.

* Рузский был арестован большевиками в сентябре 1918 года в Пятигорске, куда переехал, выйдя в отставку, и в следующем месяце убит в числе других 136 жертв террора. Он всячески старался очистить свое имя от обвинений, будто это он принудил Николая II к отречению. Императрица Александра Федоровна в письме мужу 3 марта 1917 года назвала Рузского Иудой (см.: КА. 1923. № 4. С. 219). О его судьбе см.: Вильчков-ский С.Н.//РЛ. 1922. № 3. С. 161-186.

В тот же вечер в Пскове ожидали Родзянко, который должен был дать подробный рапорт о положении в столице, но Совет министров запретил ему покидать город. В 8.41 вечера об этом стало известно в Пскове⁵⁹.

Царь и не представлял, насколько он не у дел с тех пор, как события стали развиваться по своим внутренним законам. Гражданские и военные чиновники никак не могли повлиять на ситуацию: 1 марта политическое противоборство шло не между царем и Думой, а между Думой и новым претендентом на власть — Петроградским Советом.

* * *

Когда мятежники сделали свое дело, центр внимания переместился в Таврический дворец. Накануне думские лидеры узнали, что царь повелел прервать сессию Думы. Под давлением радикалов Родзянко назначил на следующее утро заседание Прогрессивного блока с советом старейшин, состоявшим из представителей различных думских партий⁶⁰. Теперь у Думы появился шанс продемонстрировать решимость, отклонив повеление царя и созвав новое революционное собрание. Дума так долго стояла на переднем крае оппозиции к царизму, что, когда город охватил хаос, люди невольно обратили взор к Думе в ожидании руководящей воли. Все надеялись, что Дума сможет тотчас же сформировать кабинет и взять на себя управление страной.

Но теперь, когда наконец столь долгожданная власть сама шла в руки, Дума спряталась за формальное соблюдение законопорядка.

Ведь Николай II был все еще монархом, и поскольку он запретил временно заседания Думы, у нее не было законного права продолжать работу. Некоторые левые и правые депутаты требовали проигнорировать желание царя, но Родзянко не уступал; напротив, он отправил царю телеграмму с просьбой предоставить Думе полномочия на формирование кабинета министров. К полудню он согласился обсуждать с советом старейшин дальнейший курс действий. Старейшины Думы были очень взволнованы. Они опасались, что их неповиновение монаршей воле может подлить масла в огонь народных страстей и способствовать анархии. В то же время они считали невозможным пребывать в инертности, когда к Думе стекаются толпы демонстрантов, требуя действий. 27 февраля толпа в 25 тыс. человек заполнила пространство перед Таврическим дворцом, некоторые проникли даже во дворец.