Русская революция. Книга 1. Агония старого режима. 1905 — 1917

Беспорядки, грозившие обернуться гражданской войной, смутили царя, отняли решимость. Он никак не мог понять, почему люди не довольствуются выпавшим на их долю жребием, как умел быть доволен он, хотя и ему, в конце концов, приходится смиряться с судьбой, возложившей на него столь тяжкие и порой весьма скучные обязанности. («Я придерживаюсь самодержавия не для своего удовольствия, — говорил он Святополку-Мирскому. — Я действую в этом духе только потому, что я убежден, что это мне нужно для России, а если бы для себя, я бы с удовольствием от всего этого отделался»⁶⁶.) Первые десять лет царствования он неукоснительно следовал по пути отца, с той лишь разницей, что Александру III не приходилось иметь дело с восставшей страной. Николай II был склонен подавлять беспорядки силой. Однако полиция была совершенно не способна выполнить такую задачу, основная же масса войск (более миллиона человек) была за тысячу верст отсюда, на маньчжурских полях сражения. По словам Витте, «Центральная и Восточная Россия были почти совсем оголены от войск»⁶⁷. Итак, не оставалось ничего иного, как пойти на уступки, но как это сделать с минимальными потерями, никто не знал. Царь и его ближайшие советники разрывались между сознанием того, что дальше так продолжаться не может, и опасением, что всякая перемена может усугубить положение.

Некоторые государственные деятели убеждали царя развить обещания, данные Указом от 12 декабря. Такого же мнения придерживались и промышленники, обеспокоенные падением производства. Среди обстоятельств, сломивших волю царя и его упрямое нежелание идти на дальнейшие уступки, была трагическая смерть его дяди, вел. кн. Сергея Александровича, ближайшего друга и конфидента, погибшего от рук террористов 4 февраля 1905 года.

17 января царь встретился с А.С.Ермоловым, министром земледелия и государственных имуществ, опытным и мудрым сановником. Совет, данный Ермоловым сперва изустно, а затем изложенный им в меморандуме, произвел на него сильное впечатление, и, похоже, именно эти рекомендации более всего вдохновили царя на важнейший законодательный акт, принятый 18 февраля⁶⁸. Ермолов описывал Россию как страну, стоящую на пороге революции. И чтобы избежать катастрофы, необходимо без промедления принять две меры. Должен быт сформирован кабинет министров, чтобы придать правительству требуемое единство и способность координировать свои действия перед лицом оппозиции, что было невозможно при существующей системе. [До 1905 года в России не было кабинета министров с премьером: министры докладывали непосредственно царю и от него получали инструкции. Подробнее об этой практике см. главу 2.]. И одновременно должен быть созван Земский собор (совещательный по природе) из представителей всех царских подданных без различия социального положения, вероисповедания и национальности. Лишь такой орган даст царю возможность установить прямой контакт с народом — ведь на традиционную опору монархии — дворян, главенствовавших на ноябрьском Земском съезде, — полагаться больше было нельзя. Ермолов убедил царя, что он может доверять своему народу.

«Я знаю, — писал он, — что до вашего величества доходят и другие голоса даже из среды ближайших сотрудников ваших. Я знаю, что существует мнение об опасности созыва народных представителей, особенно в настоящую смутную годину, среди разыгравшихся страстей; существует опасение, что в собрании этих представителей могут подняться голоса о коренном изменении вековых устоев нашего государственного строя, об ограничении царской власти, о конституции; что земский собор может превратиться в учредительное собрание, что крестьянство может поднять вопрос о черном переделе, [ «Черный передел» был лозунгом крестьян и социалистов-революционеров, призывавших к упразднению права землепользования и распределению («переделу») всех частновладельческих земель между крестьянскими общинами. См. главу 3.] что опасность может угрожать даже единству русской земли. Что подобные голоса в собрании могут раздаться — этого отрицать нельзя, но, с другой стороны, нельзя не быть уверенным и в том, что в таком собрании, где все классы населения будут иметь своих представителей, где взгляд народа и его дух будет иметь верное выражение, — эти единичные голоса будут заглушены огромным большинством, верным народным преданиям, коренным основам русского государственного строя. Ведь эти голоса раздаются и теперь, и теперь они более опасны, не находя себе отпора среди безмолвия масс. Нет, государь, таких явлений бояться нечего, и никакой действительной опасности они не представляют»⁶⁹.

Ермолов, включая в политический процесс безмолвное большинство, намеревался изолировать интеллигенцию. В противном случае, по его мнению, Россию ждал невиданный со времен Пугачева крестьянский бунт.

Убежденный доводами Ермолова, царь на следующий же день сообщил Булыгину, что готов рассмотреть идею создания представительного органа, участвующего в обсуждении законодательных предложений.