Русская революция. Книга 1. Агония старого режима. 1905 — 1917

В период с 23-го по 28 февраля революция не выходила за пределы Петрограда. Страна жила своими обычными заботами, как будто не замечая, что происходит нечто экстраординарное. Из хроники тех дней¹⁹² видно, что первым городом, прореагировавшим на события в столице, была Москва, где 28 февраля проходили стачки и демонстрации, а на следующий день был избран Совет рабочих депутатов. 1 марта прошли митинги в некоторых губернских городах — в Твери, Нижнем Новгороде, Самаре, Саратове. 2 марта их примеру последовали и другие города. Насилия не наблюдалось: когда коммунистический летописец пишет, что население многих городов «присоединилось к революции», подразумевается толпа на мирной манифестации в поддержку Временного правительства. Тихая поступь революции указывает, насколько ее зарождение было связано с особыми обстоятельствами столичного города — а именно: особенно острая нехватка продовольствия и топлива и недовольство военного гарнизона. Это помогает понять, почему еще 2 марта генералы и политики верили, что отречение царя удержит революцию в пределах одного лишь Петрограда. Но оказалось, именно отречение царя, обнародованное 3 марта, заставило общество понять, что в стране произошла революция: результатом был стремительный крах власти.

В течение марта во всех городах стали возникать Советы по образцу петроградского, исполнительные органы которых оказывались в руках интеллигентов-социалистов. В начале апреля губернские Советы послали своих представителей в Петроград, где они вошли в состав Петроградского Исполкома для создания Всероссийского центрального исполнительного комитета — ВЦИКа.

Революция шествовала по стране бескровно; как выразился У.Г.Чемберлен, она «совершалась по телеграфу»¹⁹³. Смена режимов повсюду воспринималась как свершившийся факт, не встречая никакого сопротивления и, тем самым, не требуя применения силы. Пока еще ни классовая, ни национальная ненависть не омрачала почти единодушно переживаемое облегчение в связи с падением прежнего режима. Во многих местах в торжествах в честь Временного правительства участвовали и офицеры, и бывшие царские чиновники.

Одним из непредвиденных результатов революции и провозглашенных ею демократических идеалов было нарождение националистических движений в областях, населенных в подавляющем большинстве нерусскими. Движениями руководила коренная интеллигенция, которая помимо обычных социалистских или либеральных заявлений выдвигала требования о предоставлении той или иной степени автономности для своих регионов. Первыми подняли голос украинцы, которые 2 марта сформировали в Киеве совет, получивший название Рада; первоначально требования Рады к правительству касались вопросов культуры, но вскоре ей потребовалась политическая власть. Подобное наблюдалось и у других народов, населяющих Россию, среди которых были и разбросанные по стране мусульмане, созвавшие в мае Всероссийский конгресс¹⁹⁴.

* * *

В.В.Розанов о манифесте сказал: царь «написал просто, что в сущности он отрекается от такого подлого народа»¹⁹⁵.

Судя по записям в дневнике царя, в ночь после отречения он спал «долго и крепко». 3 марта, приехав в Могилев, он узнал от Алексеева, что его брат Михаил отказался принять корону и вручил судьбу монархии в руки Учредительного собрания. «Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!» — записал в дневнике Николай. Он составил другой вариант манифеста, в котором вручал престол сыну. Алексеев решил не сообщать правительству о последней перемене монаршей воли и передал документ на хранение генералу Деникину¹⁹⁶.

На следующий день Николай обратился к премьер-министру кн. Львову с просьбой позволить ему проследовать со свитой в Царское Село и оставаться там до выздоровления детей, после чего он хотел бы отбыть в порт Романов на мурманском побережье. После окончания войны он желал бы удалиться в свою резиденцию в Ливадии. В кодированном послании в Ставку Временное правительство сообщило о согласии удовлетворить эти просьбы¹⁹⁷.

Поскольку вопрос о судьбе бывшего монарха грозил стать камнем преткновения в отношениях между правительством и Советом, кабинет пришел к выводу, что всего благоразумнее переправить царя с семьей за границу. В первую неделю марта кабинет запросил правительства Англии, Дании и Швейцарии о готовности предоставить убежище императорской фамилии. 8(21) марта Милюков заявил британскому послу Дж. Бьюкенену, что для него «крайне желательно, чтобы император выехал из России немедленно», и он был бы признателен правительству Англии, если бы оно предложило убежище и кроме того заверило, что «императору не будет дозволено выехать из Англии в течение войны»¹⁹⁸.