Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть 1917 — 1918

Другие коммунисты усматривали причину бедственного экономического положения в сохранении частного сектора. Они всегда утверждали, что социализм не может победить в условиях частичной национализации, и видели в создавшейся ситуации подтверждение своим словам: беда не в том, что правительство слишком жестко проводило социалистические преобразования, а в том, что действия его были недостаточно решительными. Типичной выдержанной в таком духе апологией военного коммунизма является статья В.Фрумкина, напечатанная в «Правде» в начале 1921 года, то есть в то время, когда власти от этой политики отказались. Развал экономики советской России автор объяснял тем, что «весь аппарат фактически находится в руках буржуазных и мелко-буржуазных элементов, наших классовых врагов». Такое положение можно было преодолеть только путем создания «достаточно многочисленных кадров красных командиров хозяйственного фронта». Эта задача, считал автор, являлась делом «более или менее отдаленного будущего»¹⁵³.

Более трезвые головы понимали, что «капитализм» вовсе не был причиной провала социалистических экспериментов 1918–1920 годов, напротив, только благодаря ему эти эксперименты вообще оказались возможны. В сущности, в период военного коммунизма большевики растрачивали человеческие и материальные ресурсы, накопленные в буржуазной России. Но ресурсы эти оказались не безграничны. Как утверждал автор аналитической статьи, напечатанной летом 1920 года в ведущей советской экономической газете, «к этому времени истощились окончательно запасы важнейших материалов и сырья, доставшихся нам в наследство от капиталистической России. Отныне все хозяйственные расчеты приходилось строить уже на собственном текущем производстве»¹⁵⁴.

Эта позиция и легла в основу программы, принятой весной 1921 года и получившей название новой экономической политики. Страна вступала в переходный период, сроки не были твердо определены. В хозяйственной жизни был намечен возврат к ленинской модели «государственного капитализма». Сохраняя монополию на политическую власть, правительство вместе с тем отводило определенную роль в восстановлении производительных сил страны частному предпринимательству. В течение этого периода предполагалось готовить кадры «красных командиров хозяйственного фронта». А когда хозяйство окажется восстановленным и кадры будут стоять наготове, тогда можно будет предпринять новую атаку, навсегда истребить «буржуазного» и «мелко-буржуазного» классового врага и уже всерьез приступить к делу построения социализма.

ГЛАВА 8 ВОЙНА ПРОТИВ ДЕРЕВНИ

К весне 1918 года общины уже распределили среди своих членов земли, захваченные со времени февральской революции. Дальнейшего распределения не последовало: демобилизованным солдатам и промышленным рабочим, подоспевшим позже, редко удавалось получить свою долю земли. Но крестьяне, которые собирались мирно пользоваться награбленным, вскоре были вынуждены расстаться с иллюзиями. Для большевиков «великий передел» 1917–1918 годов был только отклонением от пути коллективизации. На основании указов, отдававших в собственность государства все зерно сверх и помимо того, что требовалось крестьянину на пропитание и семенной фонд, они заявили права на урожай 1918 года. Свободная торговля зерном была упразднена. Крестьяне, ошарашенные непредвиденным поворотом событий, яростно защищались, обороняя свои имущество, и поднимались на восстание, по количеству воюющих и по размеру охваченных им территорий, превосходившее все, что имело место в царской России. Пользы это практически не принесло. Крестьянину пришлось усвоить, что «грабить» и «быть ограбленным» — всего лишь разные формы одного глагола.

* * *

Величайшим парадоксом Октябрьского государственного переворота было, возможно, то, что он пытался установить «диктатуру пролетариата» в стране, в которой рабочих (включая кустарей-одиночек) было не более 10 % от всего трудоспособного населения, а крестьяне составляли не менее 80 %. Причем, с точки зрения социал-демократов, крестьяне — за исключением безземельных батраков — составляли часть «буржуазии» и являлись, как таковые, классовым врагом пролетариата.

Вопрос о классовой сущности единоличного крестьянина «середняка» был в центре разногласий между социал-демократами и социалистами-революционерами; последние относили крестьянина, так же, как и промышленного рабочего, к «труженикам». Маркс, однако, определил крестьянина как классового врага рабочего и «оплот старого мира»¹. Карл Каутский утверждал, что цели крестьянства противоположны целям социализма². В заявлении по аграрному вопросу Конгрессу Социалистического интернационала в 1896 году российская социал-демократическая делегация характеризовала крестьянство как «отсталый, закрытый для идей социализма класс, который лучше оставить в покое»³.