Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924

Десять дней спустя армия Антонова была окружена и уничтожена, но ему самому удалось скрыться. Другая партизанская армия А.Богуславского, выступавшего в союзе с Антоновым, продержалась еще несколько недель. В конце концов от мощного партизанского войска остались небольшие разрозненные отряды, совершавшие беспорядочные налеты. Население, отчасти под воздействием акций устрашения, отчасти умиротворенное отменой продразверстки 21 марта, перестало поддерживать бунтовщиков. Следующий, 1922 год был счастливым годом для русского крестьянства: урожай выдался богатый, а поборы стали вполне умеренными.

Почти год Антонов, словно загнанный зверь, скитался по окрестностям, скрываясь от властей. Конец наступил 24 июня 1922 г., когда, выданный своими бывшими товарищами, он был выслежен и застрелен сотрудниками ГПУ. Утверждалось, что, когда его труп провозили по деревням по дороге в Тамбов, крестьяне проклинали его и приветствовали его убийц⁷⁷. Но, впрочем, все это могло быть и инсценировкой.

Внушительный успех партизанских предводителей, вроде Антонова, в их противостоянии регулярной армии произвел должное впечатление на высшее советское военное руководство. М.В.Фрунзе, в годы гражданской войны командовавший различными фронтами Красной Армии, позднее сменивший Троцкого на посту наркомвоенмора, распорядился заняться изучением особых форм ведения боевых действий против технически лучше оснащенного врага⁷⁸. Используя этот опыт, были развернуты широкомасштабные партизанские действия против войск нацистской Германии. А немецкое командование, в свою очередь, применяло методы террора и устрашения гражданского населения, выработанные Красной Армией в 1921–1922 гг. в кампании против крестьян.

* * *

Необходимость успокоить деревню стала очевидна Ленину еще до Кронштадтского мятежа: этот вопрос обсуждался на Политбюро в феврале 1921 г. Событием, которое, возможно, побудило пойти на послабление аграрной политики, было разгоревшееся 9 февраля в Западной Сибири восстание⁷⁹. Мятежники, число которых измерялось десятками тысяч, заняли несколько крупных городов, включая Тобольск, и перерезали железную дорогу, соединяющую Центральную Россию с Западной Сибирью. Местные силы неспособны были справиться с восстанием, и Центр мобилизовал 50-тысячную армию⁸⁰. В упорных боях она в конце концов сумела подавить сопротивление бунтовщиков. Но двухнедельный перерыв железнодорожного сообщения с Сибирью, прервавший поставки продовольствия, привел к такому бедственному положению, что заставил советское руководство, пока восстание еще пылало в полную силу, пересмотреть всю свою аграрную политику⁸¹.

Последней каплей был Кронштадт: именно 15 марта, когда Красная Армия готовилась к решительному штурму мятежной крепости, Ленин поднял вопрос о том, что стало краеугольным камнем новой экономической политики: о замене произвольной конфискации продуктов, так называемой «продразверстки», чем-то вроде регулярной подати, продналогом. Продразверстка была самой ненавистной и взрывоопасной чертой «военного коммунизма» — у крестьян она отнимала право воспользоваться плодами своего труда, но и горожан лишала продуктовых рынков.

Продразверстка проводилась крайне произвольным и несправедливым образом. Народный комиссариат продовольствия еще до уборки урожая устанавливал общий объем необходимого ему продовольствия, причем определялось это по потребностям городов и армии, а не с учетом того, что могли реально дать производители. Полученные таким манером цифры распределялись, на основании неверных и часто устаревших сведений, по губерниям, уездам и селам. Эта система была столь же неэффективна, сколь и жестока: в 1920 г., к примеру, Москва спустила в деревню продразверстку на 583 млн пудов (9,5 млн тонн) зерна, но сумела собрать лишь половину⁸².

Продотрядовцы действовали в полной уверенности, что крестьяне заведомо лукавят, уверяя, будто зерно, которое их вынуждали сдавать, суть вовсе не излишки, а кровно необходимое им для пропитания своих семей и посевов на будущий год, на самом же деле каждый хранит в тайниках достаточные запасы. Если в 1918 и 1919 гг. это, возможно, и походило на правду, то к 1920 г. припрятывать было уже нечего; в результате, как мы видели на примере Тамбовской губернии, продразверстка, даже малоэффективная с точки зрения властей, оставляла крестьян почти ни с чем. Более того, усердные сборщики ссыпали не только «излишки» и хлеб, необходимый для существования семьи, но и посевной материал на следующий год: один советский чиновник высокого ранга признавал, что во многих местах власти забирали 100 % урожая[211]. Отказ сдавать зерно оборачивался конфискацией скота, сопровождавшейся нередко избиением хозяина. Вдобавок, продотрядовцы и местные власти, наклеив на крестьянина, не подчиняющегося их требованиям, клеймо «подкулачника» или «контрреволюционера», могли свободно отнять его хлеб, скот и даже одежду для своих собственных потребностей⁸³. Крестьяне отчаянно сопротивлялись: только на Украине, как сообщалось, было убито 1700 продармейцев⁸⁴.