Русская революция. Политэкономия истории

Английская революция дала миру свое видение свободы; Французская — гражданственности, Американская — демократии; Русская революция, своим фактом своего существования, сделала следующий шаг на этом пути, дав миру идею «социальной справедливости». «Коммунистическая революция, которая и была настоящей революцией, была мессианизмом универсальным, — подчеркивал этот факт Н. Бердяев, — она хотела принести всему миру благо и освобождение от угнетения…»[3345].

Эволюция или революция

Призвать лондонский Сити к социальному действию во имя общественного блага — это все равно, что шестьдесят лет назад обсуждать «Происхождение видов» с епископом.

Дж. Кейнс, 1926 г.[3346]

Оставался вопрос — можно ли было достичь подобных результатов не революционным, а эволюционным путем? Отвечая на него, российские либеральные реформаторы 1990-х гг. Е. Гайдар и В. Мау в своей критике ссылаются на исследования известных экономистов[3347], которые «позволили выявить устойчивые…, связи между уровнем производства, структурой занятости, способом расселения, демографическими характеристиками, развитием образования, показателями здоровья нации»[3348], а так же на выводы политологов, которые в свою очередь установили зависимость между уровнем экономического развития и политической организацией общества[3349].

Квинтэссенцией мысли российских реформаторов 1990-х гг. звучит их ссылка на одного из апостолов либерализма Ф. Хайека, который утверждал, что если бы Энгельс и Маркс подождали десять лет — до того времени, когда признаки экономического прогресса и существенного роста реальной заработной платы станут очевидны, трудно предположить, что «Положение рабочего класса в Англии» и «Коммунистический манифест» были бы написаны»[3350].

Если следовать этой мысли и предположить, что развитие человечества однозначно определяется только экономическим прогрессом, то и английскую, и французскую буржуазные революции следует признать либо полной бессмыслицей, либо преступлением. Ведь экономический прогресс, следуя данной логике, должен был сам по себе утвердить новый общественно-политический строй. И тогда если бы противники Карла I или Людовика XVI, подождали несколько десятков лет, то и буржуазные революции были бы не нужны.

Проблема этой точки зрения заключается в том, что экономический прогресс только создает возможности и предпосылки, для социального и политического развития, но не свершает его. Никакое эволюционное движение не способно облегчить положения, отмечал еще в середине XIX в. А. Герцен: «Они воображают, что этот дряхлый мир может… поумнеть, не замечая, что осуществление их республики немедленно убьет его; они не знают, что нет круче противоречия, как между идеалом и существующим порядком, что одно должно умереть, что бы другому жить. Они не могут выйти из старых форм, они их принимают за какие-то вечные границы и оттого их идеал носит только имя и цвет будущего, а в сущности принадлежит миру прошедшему, не отрешается от него»[3351].

Необходим социальный переворот, глубокий, радикальный, приходил к выводу А. Герцен: «Современная революционная мысль — это социализм. Без социализма нет революции. Без него есть только реакция, монархическая ли, демагогическая, консервативная, католическая или республиканская!»[3352]. Только социалистическая революция, — повторял Герцен, — обеспечит торжество действительной, а не мнимой демократии, только она освежит историю, только она спасет человечество[3353].

«Было бы иллюзией полагать, — подтверждает спустя полтора века Т. Пикетти, — что в структуре современного роста или законах рыночной экономики имеются силы сближения, которые естественным образом ведут к сокращению имущественного неравенства или к его гармоничной стабилизации»[3354]; «потрясения 1914–1941 годов сыграли ключевую роль в сокращении неравенства в двадцатом столетии и… этот феномен мало походил на гармоничную и самопроизвольную эволюцию»[3355].

«Во всем мире растет возмущение против крупного капитала, оказывающего свое влияние на весть мир, как в экономической, так и политической сферах…, весь мир уже преисполнился нетерпения… Огромное большинство тех, кто работает и создает ценности, убеждено, что привилегированное меньшинство никогда не уступит им своих прав, — подтверждал эти выводы американский президент В. Вильсон, — Если не удастся создать в той или иной форме сотрудничество между этими двумя группами, наше общество рухнет»[3356].