Русская революция. Россия под большевиками. 1918-1924

Другой постоянной темой размышлений последних дней Ленина был национальный вопрос, которому посвящены три записки, надиктованные 30—31 декабря. В них он резко раскритиковал манеру обращения партийного аппарата с нацменьшинствами. [Впервые опубликованные в «Социалистическом вестнике» (1923. № 23— 24/67—70. 17 дек.), эти записки по причинам, указанным ниже, не обнародовались в Советском Союзе вплоть до XX Съезда КПСС (1956) (Полн, собр. соч. Т. 45. С. 356—362). Опубликованный за два года до того, в 1954 году, перевод был сделан автором этой книги на основе копии, хранящейся в Архиве Троцкого в Гарварде.]. Основной пафос записок: сталинские тезисы «автономизации», к тому времени уже отклоненные, совершенно не учитывают обстановки и имеют целью дать возможность советской бюрократии, пережитку царизма, распространиться по стране. Он обвинял Сталина и Дзержинского в шовинизме: первого он назвал «не только истинным и настоящим "социал-националистом", но и "великорусским держимордой"». Сталин и Дзержинский должны нести персональную политическую ответственность за «эту истинно великорусскую националистическую кампанию» против грузин. В практическом плане Ленин требовал укрепления Союза, но, в то же время, предоставления народам максимума прав, не нарушающих национального единства: всякое посягательство на независимость со стороны республиканских министерств, подчеркивал Ленин, «может быть парализовано достаточно партийным авторитетом». Это типично ленинское решение — скрыть за демократическим фасадом тоталитарную сущность. Знал или нет Сталин об этих заметках по национальному вопросу, неизвестно: во всяком случае у него не могло быть сомнений, что Ленин разворачивает против него широкую кампанию, в результате которой он может лишиться многих, если не всех, своих постов. (Троцкому Ленин открылся, что «готовит бомбу» против Сталина на XII съезде партии.) Сталин боролся за свое политическое существование: при всем его могуществе в единоборстве с Лениным у него не оставалось шансов на победу. Он мог надеяться лишь на плохое физическое состояние вождя, на то, что он потеряет дееспособность прежде, чем успеет низвергнуть Сталина.

Дзержинский возвратился из второй поездки в Грузию в конце января 1923 г.. На требование Ленина познакомить его с привезенными материалами Дзержинский уклончиво ответил, что передал их Сталину. В течение двух дней Сталина нигде не удавалось разыскать; когда его наконец нашли, он заявил Фотиевой, что может выполнить просьбу Ленина только после одобрения Политбюро, и поинтересовался, не сообщала ли она «Владимиру Ильичу чего-нибудь лишнего, откуда он в курсе текущих дел?». Тут Фотиевой не пришлось краснеть, поскольку она сообщала Сталину все. Впоследствии Ленин высказал ей в лицо, что подозревает ее в измене¹⁸⁰. Ленин был абсолютно прав. По архивным материалам было установлено, что Фотиева, пренебрегая распоряжением Ленина об «абсолютной» и «категорической» секретности диктовок, аккуратно сообщала их содержание Сталину и некоторым другим членам Политбюро. [Волкогонов Д. Триумф и трагедия. Т. 1. Ч. 1. С. 153. В благодарность за верную службу Сталин пощадил Фотиеву в 30-е годы в период чисток. Она пережила Сталина и скончалась в 1975 году.].

1 февраля Политбюро наконец уступило требованиям Ленина и вручило его секретарям материалы, собранные Дзержинским во время второй поездки. Ленин был не в состоянии сам читать и передал документы сотрудникам своего секретариата с точным указанием, на информацию какого рода им следует обратить внимание и доложить ему, как только закончат работу. Собираясь выступить на XII съезде против Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе, Ленин пристально следил за работой своих сотрудников: по свидетельству Фотиевой, в феврале 1923 г. грузинский вопрос занимал его больше всего¹⁸¹. Отчет секретариата был представлен Ленину 3 марта. Ознакомившись с ним, Ленин тотчас принял сторону грузинской оппозиции. 5 марта он послал Троцкому записку по национальному вопросу с просьбой взять на себя защиту грузинских коммунистов перед ЦК. «Дело это сейчас находится под "преследованием" Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив»¹⁸².

В тот же самый день, 5 марта, после того как Ленин расспросил Крупскую о подробностях телефонного разговора, который ему довелось слышать, она рассказала ему о случае, имевшем место в декабре прошлого года¹⁸³. Ленин немедленно продиктовал следующую записку:

«Уважаемый т. Сталин!