Этот драматический эпизод в Австралии подавался с налетом сенсационности. Обстоятельства, побудившие Петрова просить политического убежища в стране пребывания, послужили темой для ряда книг, включая вышедшее в свет в 1956 году произведение самого перебежчика и его жены. Они назвали его «Империя страха»[347]
, давая понять, что речь пойдет в том числе об условиях жизни в СССР, повлиявших на их решение. Авторы оправдывали свой поступок и обстановкой в советском посольстве в Канберре, преследованиями, которыми, по их убеждению, они подвергались. Замалчивалось то, что неблагоприятная обстановка в дипмиссии сформировалась не без их участия. Вместе с тем «Империя страха» содержит множество важных сведений о жизни Владимира и Евдокии Петровых и их участии в политических событиях, определявших развитие советского общества, в деятельности шифровального отдела органов госбезопасности и внешней разведки. Их воспоминания при всей своей субъективности – ценный исторический источник, документ эпохи.Годом ранее свое прочтение истории перебежчиков представил публике Михаил Бялогурский, агент австралийских спецслужб, занимавшийся вербовкой Петрова[348]
. Выход в свет его книги «История Петрова» (“«История Петрова» бесспорно интересна для исследователя, однако к содержащимся в этом произведении фактам и оценкам следует относиться осторожно. Бялогурский необоснованно преувеличивал свою роль в вербовке Петрова и связанных с этим событиях. Он писал наспех и допускал много ошибок. Например, утверждал, что в Швеции Петров руководил «сетью МВД»[349]
. Во-первых, в то время МВД не курировало внешнюю разведку и шпионскими сетями не располагало. Во-вторых, в резидентуре в Стокгольме Петров занимал далеко не самую высокую должность, а руководителями были другие люди.Сверхзадачей Бялогурского являлось не только, а, может быть, и не столько создание объективной картины его знакомства с Петровым, сколько рассказ о самом себе и сведение счетов с австралийской службой безопасности АСИО (
Из серьезных научных исследований, помимо общих работ, посвященных внешней политике Австралии (в них «дело Петрова» обязательно упоминается)[350]
, следует выделить монографию Р. Манна, построенную на анализе документов австралийских спецслужб, насыщенную фактами и глубокими оценками[351].Счет журнальным и газетным публикациям на данную тему идет на десятки. Во многом они повторяют друг друга, тиражируя одни и те же факты.
В 1987 году австралийское телевидение сняло минисериал «Дело Петрова».
В Советском Союзе шпионский скандал 1954 года старались замалчивать, что и понятно – он не красил советскую разведку и дипломатическую службу. Историки и политологи иногда упоминали его, но весьма лаконично, в строго заданных рамках[352]
. Мол, имела место спланированная акция австралийских правящих кругов, которые сфабриковали провокационное «дело Петрова» и внесли свою лепту в разжигание «холодной войны»[353]. Более глубокие экскурсы в тему скользкую и невыигрышную не поощрялись. Гордиться своим перебежчиком не приходилось, а решение о приостановлении отношений трудно было отнести к конструктивным шагам внешней политики Москвы, тем более к ее достижениям.В 1990-е годы появилась статья Г. И. Каневской «К истории советско-австралийских отношений. „Дело Петрова“ 1954 г. По материалам газеты „Единение“»[354]
Пожалуй, это единственная научная работа по интересующей нас теме в отечественной историографии.Между тем, история Владимира и Евдокии Петровых и советско-австралийская «размолвка» заставляют о многом задуматься. Те черты, которые «весомо, грубо, зримо» проявились тогда в политике и дипломатии обоих государств – взаимные нетерпимость, недоверие, бесцеремонность – не изжиты и в наш просвещенный век. Эти явления оттеняют драматические судьбы людей, чья жизнь становится разменной монетой в столкновении государственных интересов.
Политический контекст
Вскоре после окончания Второй мировой войны выяснилось, что запас прочности советско-австралийских отношений невелик. По мере того, как опускался «железный занавес» и бывшие союзники занимали позиции по разные стороны баррикады, в их внешней политике все больше доминировали конфронтационные установки.