Русская революция в Австралии и «сети шпионажа»

Итак, пребывание Петрова в Австралии затягивалось минимум на полгода. Нужно было подобрать человека на замену, оформить. Да и путешествие на пятый континент длилось тогда не одну неделю. Авиаперевозки были недостаточно развиты, отличались дороговизной, и советские дипломаты (за исключением экстренных случаев, одним из которых станет неудавшаяся «эвакуация» Евдокии Петровой) добирались до Австралии морским путем.

Петров, таким образом, получил выигрыш во времени, но время шло быстро. Он чувствовал, как вокруг него сжимается кольцо враждебного окружения. Все сотрудники посольства, включая Генералова, замечали, что резидент находился в состоянии повышенной нервной возбудимости, вел себя неуравновешенно. Это объяснялось реакцией на принятые дисциплинарные меры и страхом перед возвращением в Москву.

Очередной выпад был направлен против Евдокии. 20 ноября ее освободили от должностей секретаря и бухгалтера. Их отдали Р. В. Вислых, супруге недавно приехавшего первого секретаря. Когда Петров пришел требовать разъяснений, Генералов ответил, что его жена плохо справляется со своими обязанностями. Резидент возражал, указывая, что Евдокия не входила в разряд тех, кого принимали на работу «на месте», была назначена еще в Москве, но на посла этот довод не подействовал. Желая смягчить ситуацию, Генералов убеждал Петрова, что «лично к вам», мол, это не имеет никакого отношения[448]. Конечно, это было уловкой, что Петров прекрасно понимал.

Увольнение Евдокии было унизительным актом, да и посягательство на семейный бюджет Петровы восприняли болезненно. Раз уж отсылают в Москву, то хотя бы дали поднакопить деньжат! Но спорить было бесполезно.

Положение многократно ухудшило то, что Евдокия испортила отношения с женой Генералова. По всей видимости, ей было не дано мирно сосуществовать с супругами первых лиц. В один из тех дней Бялогурский обедал у Петровых и Евдокию прорвало: «Она – стерва, – говорила Петрова с чувством, – и не отвечает требованиям, которым должна соответствовать жена посла. Она не умеет одеваться, не умеет вести беседу, а её манеры… Мне приходилось повсюду сопровождать её – в магазины, на встречи с людьми, потому что она не имеет ни малейшего представления о языке или обычаях страны. И, судя по всему, не собирается усваивать их. Она ненавидит меня, так как я умею пользоваться косметикой, умею одеваться и знаю, как вести себя в обществе»[449].

Взаимная неприязнь выплеснулась наружу накануне приема в честь очередной годовщины Октябрьской революции, когда женщины под руководством Генераловой готовили угощение для праздничного стола. Петрова лепила пирожки с мясом, а Генералова стояла рядом и демонстративно переделывала каждый пирожок. Евдокия вспылила, отбросила последний пирожок и ушла. Посольские кумушки сладостно смаковали эту историю и она обрастала все новыми подробностями. Жена резидента уже не просто отбрасывала пирожок, а прицельно швыряла его в Генералову. Потом пирожок превратился в кусок торта. Как все было на самом деле – трудно сказать. Но делясь с Бялогурским, Петров говорил все же о том, что Евдокия метала пирожок прицельно[450].

На собрании трудового коллектива посол обрушился на Евдокию. Заявил, что она ведет себя по отношению к его жене неучтиво и не скрывает своей вражды. Петровы пытались возражать, но никто не осмелился их поддержать. Они оказались в изоляции. Люди рассуждали прагматично: эти уезжают, им-то что, а нам с Генераловыми еще жить и работать.

В беседах с Бялогурским Владимир давал волю чувствам, впадал в истерику и вовсю ругал посла: «Бедняжка Дуся, вот такова благодарность за твое самопожертвование, за работу по вечерам и выходным дням. Она вела всю бухгалтерскую работу и вдобавок выполняла функции секретаря посла. Но больше всего обидно потому, что она была такой добросовестной в работе, которая ей все заменяла в жизни. И вот появляется какой-то паршивый чиновник-карьерист и увольняет её лишь потому, что не терпит критики в свой адрес»[451].

Евдокия лучше умела держать удар, но ходила словно потерянная. Обоих удручало молчание их ведомства, на поддержку которого они рассчитывали. Создавалось впечатление, что их бросили на произвол судьбы. Если руководство не защищает их здесь, в Австралии, то станет ли защищать в Москве? Не произойдет ли с ними по возвращении то же, что произошло с Лифановым – выволочка и запрет на загранкомандировки?