Русская семерка

– Больше не могу! – по-своему поняла его возглас Таня. – Остальные отдам, чтобы самой выбраться отсюда! Но, слава Богу, из-за тебя я догадалась продать кольца, и теперь их не будет носить никакая гебешная тварь! Что стоишь? Прячь деньги!

Алексей послушно расстегнул пальто, поднял свитер и стал засовывать пачки денег под рубаху. Таня лихорадочно помогала ему проталкивать пачки за спину. Но, когда он снова опустил свитер и застегнул пальто, живот и спину неестественно раздуло.

– Не годится! – решительно сказала Таня. – Снимай рубашку, сложишь в нее.

Алексей молча сбросил пальто, свитер, рубашку – пачки денег посыпались на пол. Таня жалостливо посмотрела на мелькнувшие голые худые плечи Алексея. «Кожа да кости!» – вспомнилось ей любимое выражение няньки о худых детях.

– Алексей! – дрогнувшим голосом сказала она, глядя, как он, сняв рубашку, быстро одевается. – Боже, что это у тебя на спине?!

На спине у Алексея был большой рубцеватый шрам чуть не на всю длину позвоночника.

– Ерунда! – отмахнулся он, быстро натягивая свитер на голое тело, – Это от ранения. Кстати, вашим снарядом меня долбануло, наверно. Американским…

– А на плече? Что это за татуировка? Ты сидел в тюрьме?

– Пока нет, – усмехнулся он. – Это группа крови и резус фактор… Всем, кого посылают в Афганистан, татуируют…

– Алеша, – вздохнула Таня. – Ты, пожалуйста, денег не жалей. Ни на себя, ни на Джуди. И, тем более, на пограничников. А как ты собирался без денег попасть в Пакистан?

– Это я не могу вам сказать, извините, – присев на корточки, Алексей заворачивал деньги в свою рубаху. – Ну, просто у меня есть друг один… точнее – был в армии… Но он не пограничник, нет. Но деньги… деньги он тоже любит. Это не помешает…

– Алеша, только береги Джуди, пожалуйста!..

Он замер, поднял к ней удивленное лицо, и она вдруг узнала в нем своего брата.

– Так ведь я… Я же все это ради нее… – сказал он, и в его голосе были те же интонации, с какими девятнадцатилетний Петя говорил когда-то о своей Лене.

– Алеша!.. – она растроганно наклонилась к нему, но он по-своему понял это движение и усмехнулся:

– Да вы не бойтесь. Скорее всего, я верну вам эти деньги через месяц в Пакистане, в Пешаваре. Во всяком случае, – то, что останется. Вы сможете быть там через месяц?

– Боже мой, Алеша! При чем тут деньги!? Конечно, я буду. Только бы вы там были!

– Я постараюсь, – сказал Алексей. И Таня увидела, что его глаза снова бесшабашно засветились. – Сейчас у нас что? 17 марта, так? Если до конца апреля нас не будет в Пешаваре… Ну, тогда что ж! Значит, нас прихватили. Возвращайтесь домой и скажите «Гуд бай» своим пятидесяти тысячам! – и на его лице снова появилась эта плебейско-блатная кривая улыбка.

Но Таня уже не реагировала на нее. Шагнув к нему вплотную, она твердо сказала:

– Алексей, что бы с тобой ни случилось, я хочу, чтобы ты никогда не забывал, что ты Одалевский, князь Одалевский!

– Я помню, – вдруг посерьезнел он. – Теперь помню.

– Это не все! – жестко прервала она. – Я хочу, чтобы ты знал, что этих гебешников ты убил не зря. Ты рассчитался за убийство своего деда и моих родителей и сестер. Они ведь уничтожили весь наш род!

Алексей посмотрел ей в глаза и сказал после паузы:

– А ты у меня ничего бабка! Моя порода!

16

На следующее утро Таня и Элизабет в составе всей американской группы туристов ехали интуристовским автобусом в Шереметьевский аэропорт. Рядом с Таней, в кресле через проход сидели Олег Петров и Катунова, а сзади Тани – тот самый пятидесятилетний, в кургузой спортивной куртке, круглоголовый сотрудник «отдела охраны туристов», который сопровождал Катунову при ее первом визите в номер Тани и Элизабет.

– Не доверяете, – смеялась над Олегом возбужденная Таня, до хруста сжимая руки в темных перчатках.

Элизабет предупреждающе вертела глазами, но остановить непонятно отчего веселившуюся подругу не могла. Таня откровенно надсмехалась и над рассеянно улыбавшимся Олегом, и над мрачно молчаливой Катуновой, и над этим «круглоголовым». Всю дорогу до аэропорта она с преувеличенной живостью рассказывала изумленно притихшим туристам, как выглядели мелькавшие за окном улицы до революции:

– Посмотрите направо, господа! Это Петровский парк. Видите в глубине его красное здание? Это дворец Петра Великого. Здесь, по дороге на коронацию из Петербурга в Москву, останавливались все русские цари. И сюда же бежал Наполеон из горящего Кремля. «Отселе, в думу погружен, глядел на грозный пламень он», – писал о нем Пушкин. После Октябрьского переворота большевики сделали в этом дворце дровяной склад. Дровяной или склад капусты? – повернулась она к Олегу.

– Я не знаю, – сухо сказал он. – И прекратите…

– А что там сейчас? – перебила его Таня.

– Я говорю: прекратите вашу пропаганду! – негромко, но жестко сказал Олег.

– Но, мистер Петров! – громко сказал кто-то из туристов. – Мы хотим знать, что там сейчас, во Дворце. Неужели склад капусты?

– Никакой там не склад! – не выдержала Катунова. – Там воздушная академия.

– «Воздушная» академия? Вы имеете в виду – там изучают погоду? – спросила Элизабет.