Этот концерт оказывается последним, который даст Рахманинов в Европе. С оркестром под управлением Ансерме он исполняет Первый концерт Бетховена и свою Рапсодию. Не обходится и без курьеза. В переполненном зале сорок мест было занято путешествовавшим по Швейцарии индийским магараджей со свитой. Сатина: «По окончании концерта Сергею Васильевичу сообщили, что майзорскому магарадже с семьей хотелось бы приехать к нему в Сенар. Хотя Сергею Васильевичу было не до посетителей перед самым отъездом из Сенара, а главное, из-за не покидающей его тревоги, но отказать гостям он не мог. Через день или два в Сенар действительно приехала вся семья магараджи, за исключением его самого. <…> Разговор велся только через переводчика. <…> Провожая гостей, Рахманиновы вышли на крыльцо и, простившись с ними, ждали, по русскому обычаю, пока автомобили не тронутся с места. По непонятной для хозяев причине автомобили всё почему-то не двигались…»
А вот как описывает эту сцену Наталья Рахманинова: «Когда они собирались уезжать, мы по русскому обычаю вышли все на крыльцо, гости уселись в автомобили, но почему-то не уезжали. Мы продолжали стоять на крыльце. Наконец секретарь обратился к Сергею Васильевичу с просьбой уйти с крыльца в дом, ибо, по его словам, по индийскому обычаю гости не могут тронуться с места, пока хозяева не войдут в дом. Мы, конечно, поспешили исполнить их просьбу, и они укатили. Но как только я поднялась наверх, чтоб укладываться, как к крыльцу подкатили опять две машины. На этот раз приехал сам магараджа со сворой борзых собак и охотником. Появился опять фотограф, который снимал Сергея Васильевича с магараджей во всех видах».
Но и после позирования перед объективом Рахманинову не удается избавиться от неурочного гостя. Тот упрашивает знаменитого музыканта послушать игру его дочки. Снова рассказывает Сатина: «Рахманинов долго отказывался, так как уезжал с семьей на следующее утро, 16 августа, в Париж, чтобы готовиться к отъезду в Америку. Магараджа всё же умолил его остановиться у него в восемь часов в отеле в Люцерне для завтрака и выпить с ним кофе. После завтрака дочь-красавица исполнила (очень недурно, к удивлению Сергея Васильевича) несколько вещей на фортепьяно, а потом Рахманиновым показали фильм – свадьбу сына магараджи, наследного принца. Этот экзотический фильм с показом жениха, ехавшего на белом слоне, необыкновенной растительности Индии очень заинтересовал русских гостей, несмотря на то что им было не до того и что они торопились в Париж».
Рахманиновы покидают Европу на последнем пароходе. Окна в каютах «Аквитании» уже были замазаны черной краской из-за опасности быть торпедированными подводными лодками. Композитор прибыл в Нью-Йорк в день объявления войны.
VIII. «В этом глупом Швейцерхофе…» Люцерн
«И не верить в бессмертие души! – когда чувствуешь в душе такое неизмеримое величие. Взглянул в окно. Черно, разорвано и светло. Хоть умереть. Боже мой! Боже мой! Что я? и куда? и где я?»
Л.Н. Толстой. Из дневника, 7 июля 1857 г.
«Окрестности Люцерна, может быть, самые живописные в Швейцарии».
Всякий приехавший в этот город вряд ли станет оспаривать мнение Жуковского. Люцерн, главный город Центральной Швейцарии, расположенный на берегу Фирвальдштетского озера у подножия Пилатуса, издавна был точкой притяжения для туристов, колесящих по миру в поисках земных и неземных красот.
Редкий русский путешественник, оказавшийся здесь, отказывал себе в удовольствии пройти по знаменитому мосту через Ройсс, заблудиться в средневековых улочках, а также подивиться, как Жуковский, на люцернского льва. Памятник этот, изображающий умирающего льва с обломком копья, торчащего между ребер, сооружен в 1821 году по эскизу датского скульптора Бертеля Торвальдсена в память о швейцарских гвардейцах, погибших при обороне Тюильри в 1792 году.
Александр Тургенев в своем «Письме из Флоренции в Симбирск» сообщает, что «забежал взглянуть на умирающего льва, вытесанного в утесе, по рисунку Торвальдсена, в память швейцар, погибших во Франции, защищая короля ее. Один из швейцарских офицеров соорудил товарищам своим этот монумент и сохранил имена погибших в капелле, близ льва поставленной. Лев как живой, но умирающий! Утес, в коем он иссечен, омывает светлая вода. Инвалид швейцарского войска – сторожем при памятнике и показывает королевский мундир с медалью, который получил он из рук Людовика XVIII».