Жизнь была хлопотливой. Дело о похищенной иконе ушло как бы в тень.
Соколов встретился с Джунковским на кладбище Алексеевского монастыря, что на Верхней Красносельской. Хоронили фон Вендриха.
Отзвучали прощальные речи, гроб опустили в землю. Заплаканная жена, вся перетянутая черным платьем, священники в облачениях, равнодушно переговаривающиеся знакомые и сослуживцы усопшего двинулись к выходу по дорожке, усыпанной свежим желтым песком.
Джунковский взял под локоть Соколова. Он был одним из немногих, кого эта смерть глубоко опечалила. Всякие слова о бренности существования сейчас были бы пошлыми. Друзья миновали домик смотрителя и молча вышли из полукруглой кирпичной арки на Красносельскую.
Соколов вдруг спросил:
– Ну что, отыскали чудотворную икону?
Джунковский вздохнул:
– Ох, не до иконы теперь! Садись, Аполлинарий Николаевич, в авто, поехали ко мне. Я с тобой хочу посоветоваться в связи с двадцать восьмым мая… А потом поедем куда-нибудь вместе, пообедаем. Согласен?
Заметим, что 28 мая ожидалось прибытие в Первопрестольную государя с наследником цесаревичем и великими княжнами Ольгой, Татьяной, Марией и Анастасией Николаевнами. Принимались самые серьезные меры по обеспечению безопасности.
Автомобиль, фыркнув вонючим сизым газом, пугая лошадей, тащившихся на кондитерскую фабрику братьев Абрикосовых, рванул к центру города, на Тверскую.
Приехав к себе, Джунковский сразу попал в круговерть многочисленных и, как каждому просителю казавшихся, неотложных дел. Дежурный внес на рассмотрение и подпись кипу бумаг, в приемной томились посетители.
Соколову надоело ждать. Он нетерпеливо сказал:
– Ну, что с иконой?
Джунковский хлопнул себя по лбу:
– Ах да! Не сейчас, я тебе в свое время скажу. Столько дел, сам видишь! Я ведь не Синод, чтобы церковной утварью заниматься. Забудь, пожалуйста, про этого Кораблева и про эту икону. Договорились? – Резко перевел разговор на другую тему: – Я сейчас сделаю самые неотложные дела, и мы с тобой отправимся в трактир Егорова, будем слушать Вагнера на балалайках и есть любимых тобою копченых угрей.
Соколову стало ясно: губернатор что-то недоговаривает. Соколов произнес:
– Да, Владимир Федорович, это твое дело: искать пропажу или не искать.
Джунковский вздохнул:
– Половину дела мы сделали: преступник наказан.
Соколов усмехнулся:
– Если этот негодяй Кораблев и впрямь покусился на икону, то жизнь его не стоит веревки, на которую следовало бы вздернуть негодяя. Но я не очень уверен, что именно Кораблев причастен к пропаже. – Заметив на лице Джунковского неудовольствие, с расстановкой добавил: – Ну да ладно! Не стану говорить поперек батьки…
Джунковский рассмеялся:
– Правильно! Как это у Шекспира про дела, которые не снились и мудрецам?
…Через несколько минут они входили в знаменитый трактир Егорова, что располагался на Манежной плошали напротив «Национальной» гостиницы.
Черная икра была свежей и малосольной. В тот вечер она особенно хорошо шла под «Смирновскую № 21».
Казалось, что история с похищением православной святыни навсегда покрылась мраком неизвестности.
Наступил радостный для всех русских людей день – 28 мая 1912 года. В Москву прибыл государь со своей августейшей семьей. Сюда же приехали почти все особы императорского дома. Прибыли воинские эшелоны от гвардейских частей для участия в торжестве открытия памятника Александру III.
Около часу дня на Николаевский вокзал съехались все, кому надлежало первыми встретить государя. Народ, обожавший монарха, густой непрерывной толпой собрался по всему пути следования самодержца. Лома были украшены флагами и транспарантами.
На платформе в праздничных мундирах выстроился почетный караул от 1-го лейб-гренадерского Екатеринославского императора Александра I полка со знаменем и хором музыки на правом фланге.
Соколов стоял скрестив на груди руки, а его сосед – молодой, женоподобный красавчик Феликс Юсупов – рассказывал петербургские светские сплетни.
Вдруг Соколов заметил медленно идущую вдоль перрона великую княгиню Елизавету Федоровну. Соколов молча поклонился ей.
– Граф, – тихо произнесла Елизавета Федоровна, – вы не уважили мою просьбу. – Помедлила, исправилась: – Эта просьба всех истинно верующих православных людей. Ведь беда случилась на Крещение Господне. Столь долгий срок минул – и нет результата, увы.
И хотя она больше ничего не добавила, Соколов принял решение: «Отыщу, найду святыню!» Вслух лишь произнес:
– Хорошо, Елизавета Федоровна, я сделаю все от меня зависящее.
– Я буду молиться за вас, граф, – добавила она, протягивая руку для поцелуя. Рука была без перчатки.
Соколов обратил внимание на пальцы великой княгини: они были сильными, с широкими, загибающимися книзу ногтями.
Вдруг раздались голоса:
– Идет, идет!
Из-за поворота показалась медленно приближающаяся смолянисто-блестящая громада паровоза.
В тот же день, ближе к вечеру, завершив праздник встречи государя, Соколов отправился к Иверским воротам, в здание губернского правления. Здесь на первых двух этажах размещалось тюремное ведомство.