Русская сила графа Соколова

– Милостивые государыни и государи! Мне выпала высокая честь выразить вслух волнующие всех нас чувства. Но можно ли претендовать на исчерпывающее освещение достоинств лица, в честь которого мы собрались все тут? Уверен, что сделать сие нет возможности. Ибо нынче мы приветствуем гордость великой России, любимца государя императора Николая Александровича, гения своего нелегкого поприща Аполлинария Николаевича графа Соколова. – От избытка чувств голос губернатора перешел было на фальцет, но он справился с волнением и продолжал: – В этом зале собрались самые значительные люди губернии, самые очаровательные дамы. То есть люди самые просвещенные и житейски опытные. Мы умеем ценить достоинства людей. И в едином сердечном порыве позвольте сказать: за атлетическое ваше здоровье, за ваши успехи на благо великой империи, за ваше многолетие и беспредельное счастье, Аполлинарий Николаевич!

Все дружно грянули:

– Ура!

Раздался звон бокалов. Выпили с удовольствием.

Всем хотелось высказать любимцу государя, знаменитому сыщику свой восторг. Тосты следовали один за другим.

Губернатор, расчувствовавшись до слез, хотел обнять Соколова, но никак не решался. Он сказал ему:

– Граф, вы – настоящий герой! Про вас ходят легенды. Скажите, это правда, что вы раскрыли все до единого дела, которыми занимались?

– Правда.

– Неужели раскроете дело с похищением чудотворной?

– Обязательно!

– Вот это и есть совершенное чудо!

Супруга губернатора, дама со следами былой красоты на дебелом лице, затянутая в шелковое платье, готовое вот-вот треснуть по всем натянутым швам, набралась храбрости и обратилась к Соколову:

– Позвольте полюбопытствовать, Аполлинарий Николаевич, вы давно последний раз видели государя?

– Недели две назад я был в Царском Селе. Мы занимались с наследником гимнастикой.

Губернаторша выкатила глаза.

– Надо же! – Почти шепотом: – Правду говорят, что Григорий Распутин изнасиловал няню царских детей Марию Вишнякову?

Соколов улыбнулся:

– Не могу знать, ибо не присутствовал при этом волнующем умы событии. Слух, правда, ходит.

Губернатору не нравилось, что ему не дают поговорить со знаменитым гостем. Он отодвинул локтем супругу и обратился к Соколову:

– А как здоровье Петра Аркадьевича? Мы со Столыпиным бо-ольшие друзья!

– С Петром Аркадьевичем последний раз виделись в Зимнем дворце на Рождество.

– Скажите ему мой поклон!

Телеграммы, телеграммы…

Тем временем полицмейстер Васильев изрядно выпил, а в этом состоянии он делался несколько дидактичным и азартным в разговоре. Зная эту его особенность, губернатор приказал полицмейстеру сидеть в дальнем конце стола. Тот доблестно терпел. Но ему страстно хотелось поспорить с Соколовым, перед которым сейчас не ощущал страха. И чем больше он пил, тем это желание становилось неотступней. И вот наступил момент… Полицмейстер, подняв бокал, через весь зал двинулся к Соколову. Уже на подходе на весь зал сказал:

– Граф, а вы сегодня совершили ошибку. Я уверен, что этот несчастный сторож не виноват – ни в чем!

– Ну так нашел бы, Алексей Иванович, виновного! Времени у тебя было достаточно.

Полицмейстер, не слушая, продолжал речь, стоя в трех шагах от Соколова и заметно покачиваясь:

– Он слишком робок и глуп, чтобы украсть чудотворную икону. И ему она не нужна-с. Ну зачем она ему? В замке бородка отмычки? Ну и что? Тьфу! «Полицейский вестник» в каждом номере печатает подобные промашки неопытных воров? Вот-вот! У нас, граф, случай обратный. Похитители – люди хитрые, страсть какие хитрые. – Помотал головой. – Они все-все тщательно обдумали. Да-с! Замок, того, вскрыли, а потом нарочно отломили бородку. И с этой же целью раскидали по церкви иконы. Пусть, дескать, на сторожа думают. А то я бы да-авно его, того, под микитки и за эту, за решетку. У меня быстр-ро! Не забалуешь! Пр-равильно говорю, господа?

Соколов насмешливо спросил:

– Но откуда у сторожа деньги?

– Как – откуда? – округлил глаза полицмейстер. – Жулики нарочно подбросили. Сторож говорит правду. Вот столечко, – сделал щепоть, – не врет. Но, – поднял палец вверх, – из уважения к вам, граф, мы его отправим на каторгу. На десять лет! Правильно, господа?

Губернатор надул щеки:

– Пошел на место, оратор!

Полицмейстер в изумлении открыл рот.

Паузой воспользовался губернский предводитель. Он вскочил из-за стола, крикнул:

– Господа, предлагаю выпить за здоровье государя императора и отправить ему приветственную телеграмму от имени всех присутствующих!

По залу прокатилось дружное:

– Ур-ра! Телеграмму! Поздравление с грядущим столетием Бородинской битвы!

И в этот момент в тужурке с золотыми пуговицами появился почтальон. Отыскав глазами Соколова, он направился прямо к нему:

– Приятного аппетита! Простите за беспокойство. Вам, ваше сиятельство, правительственная телеграмма, – и протянул сиреневый бланк.

При слове «правительственная» все в зале замерло, перестало разговаривать, дышать, стучать вилками.

Соколов под десятками наведенных на него глаз распечатал телеграмму, прочитал, хмыкнул, но ни один мускул не дрогнул на лице сыщика.