Русская сила графа Соколова

– Этот вор по случаю. Кому-то очень понадобилась именно эта икона, сунули приличные деньги, соблазнили сторожа. И еще, Алексей Иванович, могу сделать два предсказания. Первое из области психологии: сторож пространно повторит свои показания почти слово в слово. Будет говорить больше, чем ему могло быть известно. В результате сам запутается в своих показаниях. И второе: сторож последние дни тратил большие деньги, приобретал пустяковые, ненужные вещи. Это станет серьезными уликами.

Полицмейстер мотнул головой, дескать, скоро убедимся: гений сыска Соколов всегда прав!

Эх, дорожка!..

Когда вышли на улицу, полицмейстер вдруг сказал:

– Аполлинарий Николаевич, подождите минуту! Сейчас заведу… – И он отправился в большой хозяйственный двор, принадлежавший полиции и примыкавший к ее зданию.

Через минуту-другую Соколов понял причину, по какой руки полицмейстера имели пролетарский вид. Сначала в глубине двора раздалось жуткое тарахтение, потом громовые звуки, напоминавшие кашель больного бронхитом. И вот из ворот выкатился изящный автомобиль, покрашенный в два цвета: смолянисто-черный и слоновой кости. За руль, натянув на лицо очки и шлем, держался сам… полицмейстер. Рядом с ним на одном сиденье, обхватив друг друга, сидели какой-то скромный чиновник с облезлым портфелем, оказавшийся писарем, и средних лет с выгоревшими бровями полицейский. Еще один полицейский, с торчащими как палка усищами, стоял на подножке, вцепившись в дверцу:

Верх, по случаю хорошей погоды, был опущен. Авто лихо подрулило к Соколову. Стоявший на подножке полицейский, видимо загодя наученный, соскочил на землю и с торжественной подобострастностью распахнул перед гением сыска заднюю дверцу.

– Милости просим! – захлопнул за Соколовым дверцу и хотел было вновь забраться на подножку.

Соколов воспротивился:

– Садись рядом со мной!

Полицмейстер поморщился:

– Народ мне избалуете, Аполлинарий Николаевич! И с подножки не свалится, они у меня привычные. Так говорю, шельмецы?

– Так точно, ваше благородие! – дружно загалдели полицейские.

…Через мгновение впавший в кураж полицмейстер, желая показать свое бесстрашие, гнал по пыльной казанской дороге, пугая кур и прохожих, которые едва успевали выскакивать из-под колес. Стаи собак с бешеным лаем бросались на невиданное железное чудовище. Автомобиль аэропланом взлетал на ухабах. Полицмейстер, рискуя откусить себе язык, поворачивал голову и кричал Соколову:

– Американский! Марки «Студебеккер». Три тысячи пятьсот рублей отдал. Шесть цилиндров – сила! Стартер самый совершенный – электрический. Шофера не держу, сам люблю водить. – Резко крутанул руль, погрозил вслед какой-то старухе кулаком: – Куда, старая ведьма, лезешь! – и вновь добавил газу.

Семнадцать верст по ухабистой дороге пролетели молниеносно – минут за двадцать.

Тормоза издали скрежещущий звук, какой, возможно, издают в аду грешники, грызущие раскаленные сковороды, и автомобиль остановился возле кирпичных арочных ворот.

Писарь вывалился на дорогу, его мутило. Извиняющимся тоном сказал:

– Словно в бурю по морю, уболтало.

– Это у тебя, Расщупкин, малокровие! – наставительно заметил полицмейстер.

Тут же собралась ватага мальчишек. Усатый полицейский был оставлен для охраны транспортного средства. Он погрозил мальчишкам пальцем:

– Коли кто дотронется до авто, в полицию заберу! Угроза была страшной – мальчишки на минуту притихли.

Прохаря и прочее богатство

Процессия вошла в ворота и у старинной невысокой церкви остановилась. Полицмейстер сказал:

– Извольте видеть, Аполлинарий Николаевич, замок, в котором осталась бородка от отмычки, висел вот тут. Сторож нашел его открытым. А, вот он, прохиндей, сам явился не запылился. Давай, Фаддей Огрызков, рассказывай господину полковнику, как дело было!

Соколов увидал крестьянского вида тщедушного мужичка, с жидкой, неопределенного цвета бородкой, выцветшими хитрющими глазками, в синей навыпуск шелковой рубахе. На коротких ногах блестели новой кожей сапоги. Мужичок содрал с головы круглую поярковую шляпу, завел глаза к небу, угодливо, словно по писаному, затараторил: