Русская судьба : Записки члена НТС о Гражданской и Второй мировой войне

В августе 1944 года, когда советские войска приближались к Варшаве, встал вопрос об эвакуации из Риги русских беженцев, в частности, профессуры. Явилась идея, что беженская организация, в которой я работал, откроет во Франкфурте-на-Одере в помощь русским беженцам «Курсы юристов». Туда были в первую очередь записаны Члены и друзья Союза. Желающих было около 80 человек. Отказался лишь Осипов, на том основании, что он не юрист. Даже когда речь шла о спасении от большевиков, он отказывался лгать. В конце концов, он согласился на формулировку, что «желает познакомится с юридическими науками», и выехал вместе с другими.

В начале сентября 1944 года всей беженской организации, в которой я работал, было приказано эвакуироваться в Германию. Уже выехав, мы узнали, что путь по железной дороге отрезан; нас направили на север и на небольшой пристани погрузили на пароход, который вдоль берега доставил нас в Данциг. Оттуда мы поездом приехали во Франкфурт-на-Одере, где «Курсы юристов» уже начались и для слушателей было устроено общежитие и столовая. На курсах осталось около 60 человек, почти все — новые эмигранты: профессора, учителя, инженеры, служащие. Лекции читались специалистами, но они мало кого увлекали, так как над каждым довлел вопрос: что дальше? Люди чувствовали себя как на вокзале, с которого расходятся поезда в разные стороны.

Среди участников курсов было примерно 15 членов Союза, в большинстве поступивших недавно. Все они старались держаться вместе. Находясь в постоянном контакте, мы делились мыслями и наша группа пополнялась друзьями и доброжелателями.

11. Аресты руководства НТС

Почти с первого дня существования бюро «Организации помощи русским беженцам» в Риге к нам стал наведываться русский из Эстонии, довольно обходительный человек среднего возраста. Мы установили, что он работает в немецкой службе безопасности СД, и разговоры с ним старались вести на безобидные темы. В конце июня он зашел и, перебросившись несколькими фразами с сотрудниками, пожелал поговорить со мной наедине. Он сообщил, что в Берлине арестованы все руководители НТС, что среди арестованных — три женщины, и что мне следует быть особенно осторожным. Было ясно, что этот человек знает о моей принадлежности к НТС. На следующий день он передал и фамилии арестованных. В их числе была моя жена Лидия Владимировна. Через несколько дней я получил подтверждение об арестах в Берлине по линии Союза.

Как выяснилось позже, акция началась 12 июня в районе Бреславля, где было арестовано около 40 членов Союза во главе с Дмитрием Владимировичем Хорватом, который потом погиб в концлагере. Одновременно начались аресты в Вене и на территории Польши. Затем, 24 июня, в Берлине было арестовано около 50 человек, в том числе члены Совета НТС Виктор Михайлович Байдалаков, Дмитрий Владимирович Брунст, Кирилл Дмитриевич Вергун, Владимир Дмитриевич Поремский. Вступил в действие запасной центр НТС, в составе Георгия Сергеевича Околовича, Михаила Леонидовича Ольгского и Евгения Романовича Островского (Романова). Но 13 сентября и они были арестованы.

Островский был арестован в редакции «Нового Слова», где работал с января 1944 года. Гестаповцы перерыли весь его кабинет. Главный редактор Деспотули был, за покровительство членам НТС, после июньских арестов отстранен от должности; его место занял «комиссар» СС Амфлет. С 14 ноября вместо «Нового Слова» стал выходить орган созданного в этот день Комитета Освобождения Народов России — «Воля Народа». Его фактическим редактором стал работавший при Власове член НТС А.С.Казанцев.

После ареста запасного центра в Берлине, руководство НТС приняли находившиеся в разных концах Германии Евстафий Игнатьевич Мамуков, Константин Васильевич Болдырев и генерал Федор Иванович Трухин.

Арестованным необходимо было посылать дополнительное питание. Регулярно каждые две недели, вплоть до моего отъезда из Риги, я отправлял большие посылки с салом и другими продуктами по адресу одного члена Союза в Берлине, который должен был их передавать Лидии Владимировне и другим арестованным. От жены доходили мрачные сведения о том, что от недоедания у нее появились нарывы. К этому времени руководство Союзом уже принял Мамуков, и я просил его выяснить, куда деваются посылки, которые я направлял в Берлин. Он посетил человека, которому были поручены передачи для арестованных, и выяснил, что тот большую часть присылаемых продуктов съедал сам, а остатки кому-то отдавал. Моя жена не получила ничего.

Мамуков был возмущен безобразным поступком члена Союза и готов был его избить. Он забрал у него обрезки сала, переслал их моей жене, а мне сообщил, чтобы я нашел кого-нибудь другого, кто бы мог о ней регулярно заботится, так как она очень ослабела.