Мегабаз замолчал и в наступившей тишине было слышны только капли дождя, треск факелов и писк и удары крыльев летучих мышей о шатер. Никто не хотел вмешиваться в спор царских любимцев, а сам Дарий не принял ничью сторону, о чем-то глубоко задумавшись. Из этого состояния его вывел только бешеный рев ослов, внезапно раздавшийся в дальнем конце лагеря, а затем распространившийся по всей заполненной войсками равнине. Дикую какофонию подхватили и другие животные, она встревожила людей – вечерняя засыпающая степь оживилась, наполнившись криком, топотом ног и копыт. Постепенно шум стал стихать и лишь одинокие возгласы еще доносились из темно-синего сумрака, когда в шатер протиснулся и пал в ноги царю вестовой:
– О повелитель вселенной, оставшийся за предводителя левого крыла Артабиаз доносит тебе: скифы пытались напасть на его обоз. Пользуясь темнотой, они скопились неподалеку в прибрежном перелеске и камышах, но ослы учуяли их потных лошадей и подняли шум. Артабиаз сам с лучшими всадниками преследует кочевников вдоль реки.
Дарий еще больше нахмурился и раздраженно отбросил в сторону тяжелый кубок, из которого он потягивал золотистый шербет.
– Снова дерзкая ночная вылазка! И снова скифов никто не видит, будто они духи. Мое войско спасают не сторожевые, не разведчики, а ослы! Если Павсаний после этого опять будет говорить, что кочевники разбиты и устрашены, то он сам осел… только к сожалению, без чутья и слуха.
Царь порывисто встал со скамьи и сделал несколько шагов к выходу. Полководцы снова упали ниц. Отпихнув нерасторопных слуг, Дарий откинул полог шатра и внутрь ворвался свежий влажный воздух. Дождь кончился, и в лунном свете были видны последние облака, спешащие удалиться со звездного небосклона прочь, как будто на ночлег. Однако горизонт был по-прежнему мрачен.
– Взгляните! – Царь простер руки вверх. – Даже небеса здесь враждебны нам, посылая вихри и град всякий раз, когда мы почти нагоняем скифов. Даже звезды светят по-иному, и походные звездочеты путаются в расчетах положения войска. Скоро здесь наступит зима – совсем не такая, как в Мидии – дикий холод будет до того силен, что скует и Борисфен, и Меотийское болото и северный Евксинопонт толстой коркой льда, по которому могли бы ходить слоны. Степь засыпет снегом так, что только здешние мохнатые лошади смогут разгрести его в поисках корма. Царство льда и снега…
Дарий замолчал, вдыхая влажный аромат степных трав. Затем также быстро задернул полог и вернулся обратно. Взял новый кубок, поданный слугой, отпил и задумчиво посмотрел, как на темном дне играет и пенится напиток южных гор.
– Да, Павсаний, ты прав – здесь холод и пустыня. Не знойный увенчаный пальмами Египет, не теплая гористая Эллада и зеленая Вифиния, где буйствует природа и бурлит человеческая жизнь. Полагаю, вы все недоумеваете, зачем я вел воинов в эти суровые края. Я мог бы сказать, что хотел избавить царство от скифской угрозы. У устья Гипаниса вы видели могилы киммерийских царей – все, что скифы оставили от некогда великого народа. Четыре поколения назад варвары, тесня киммерийцев, опустошили Мидию и дошли до Египта, пока Киаксар коварством и хитростью не избавил от них Азию. Опасность не миновала, но дело не только в ней…
Все еще поигрывая кубком, царь оглядел приближенных и покачал головой.
– Разве не об этих снегах и северных звездах говорят предания, хранимые нашими жрецами? Разве не эту страну первой на земле создал Ахурамазда, волею которого приняли царство мои предки? Где-то дальше, в полночной стороне, течет священная Дайтия, с берегов которой Йима, сын Вивахванты, пошел на юг, раздвигая землю волшебной золотой стрелой. Где-то там же сверкает золотой вершиной Хукарья, несущая небесные воды Ардвисуры. Когда-то, испугавшись суровой длинной зимы и ниспосланных дэвами змей, почитатели истинных богов ушли оттуда, чтобы разнести по всей земле веру Ахурамазды.
Я думал, что чары дэвов потеряли силу, и потомки ариев могут обрести утраченную родину предков. И тем самым стать ближе к богам, как эллины, которые верят, что их боги живут рядом – на Олимпе. Но видимо, и я, Дарий, сын Виштаспы, повелитель двадцати трех стран и несметного числа человеческих душ, не всесилен…
Царь опять замолчал, на сей раз надолго, уставившись в одну неведомую точку. Стоявшие вокруг военачальники и приближенные переминались, потупя взоры и не решаясь что-либо сказать. Не раз и не два внешняя стража успела громко перекликнуться, не раз вдалеке шумели опять встревоженные чем-то лошади и ослы, пока старейший из полководцев, отодвинув все разводившего и сводившего руки Павсания, не выступил вперед. В отличие от других, он пал перед владыкой на колени, а лишь поклонился, загнув левую руку за спину.
– Дозволь, о величайший из великих, молвить.
Дарий вышел из задумчивости, чуть вздрогнув, и опять покачал головой в алмазной диадеме.
– Говори, о Гаубарва. Всегда рад слышать мнение родственника.
Старик еще раз, не без труда, поклонился.