Русская Тайна. Перерождение

Об этом повествуют сохранившиеся до сего времени древнерусские легенды и тексты деревянных дощечек Велесовой Книги. (Сейчас уже практически нет серьезных исследователей, которые сомневались бы в ее подлинности. Исследования Виктора Грицкова, Александра Асова и других убедительны. Традиция могла бы только добавить, что те дощечки, которые оказались в архиве Сулакадзева – это лишь один из списков с оригинала много более древнего.) Но главный источник сведений представляет сама Традиция, сердцевиной и понятийным ядром которой является Великий Триглав – учение о триединстве Всевышнего и о двенадцати Его Силах.

Традиция сама запечатлевает свою историю, сохраняет предание о себе. Идет непрерывная передача от учителя ученику: как, что и когда было с Традицией на Земле. Такое Предание есть неотъемлемая часть Традиции, сторона ее живой жизни.

Предание говорит: передача Учения руссам от арктов произошла около двадцати четырех тысячелетий назад на берегах Белого моря. Велесова книга повествует о великом исходе наших древнейших предков, что состоялся «две тьмы» (20 тысячелетий) тому назад под водительством князя Яра (Ярия, Ария). Исход свершился, говорит Книга, «с Белого Острова», «через Белое море», «в край Русский».

Северная Традиция сохранила названия четырех «островов» Арктиды. Точнее, четырех частей Континента, единого, хотя и разделенного четырьмя проливами. Названия эти следующие: Белый, Золотой, Тайный и Велий (Великий) Остров.

Так в чем же суть учения о Триглаве? Определение наподобие тех, которые бывают в научных трудах, дать едва ли возможно. Ведь богословие занимается тайнами – предмет его может быть постигнут лишь в результате внутренних озарений. И чтобы озарения сделались возможными, требуется совершенно особенное построение занятий, отличное от чисто академического. Это – искусство.

Тихон Арконов, учитель, от которого я воспринял Традицию, искусством этим овладел в совершенстве. Поэтому я постараюсь воспроизвести слова Тихона на сколько возможно точно. Беседы наши по поводу сказанного им, обстановку, которая делает сознание восприимчивым к постижению богословской тайны.

Перед занятием учитель читал краткую молитву. Она могла быть из тех, которые известны современному православному, но иногда это были слова древнейших времен.

Затем учитель приступал к изложению содержания урока. Он говорил медленно, речитативом, чуть нараспев иногда, наигрывая при этом на гуслях незатейливую мелодию. Я только молчал и слушал. Такой всегда была первая часть нашего занятия: самое Слово.

Затем обыкновенно мы вставали и принимали последовательно ряд канонических телесных положений, означавших древние руны, символы умной зоркости (запад бы назвал такое гимнастикой, а восток – асанами). И после этого мы переходили ко второй части, то есть – к беседе на Слово. Теперь уже я мог спрашивать, что хотел, а учитель мне отвечал.

Сначала у меня вызывал недоумение такой строй занятий. К чему эти речитатив, гусли, статическая гимнастика? Почему бы просто не сказать кратко самую суть? Потом пришло понимание, что именно только так оно и есть кратко. Иначе – то есть если бы обыкновенным языком и в обычном состоянии сознания – учителю пришлось бы диктовать мне целые тома лекций… и все равно бы ускользало самое главное! Древние знали толк, положив передавать не только самое Ведение, но и канон его передачи.

Сказанное Арконовым глубоко вошло в память ума и сердца. Когда, получив благословение учителя, я решился записать это – трудностей вспоминания почти не было.

Итак, Слово о Великом Триглаве, как его сказал Тихон.

В Начале Дух был един – учила первоисточная вера арктов. Не разделялся на внутреннее и внешнее. Не воспринимал одну часть Себя как «я», другую же как не-«я», как окружающий мир.

Конечно, внутреннее и внешнее могли существовать и в Начале. Начало представляет собой Свободу и может все.

Но внутреннее и внешнее не были в Начале разделены жестко. Они соотносились в Духе примерно так, как соотносятся в сознании память, что хранит образы, уже построенные воображением, – и воображение, которое создает новые на основе тех, что сберегла память.

Сей Дух сотворял миры, различным образом сопрягая внутреннее и внешнее. Давая перевес то памяти, то воображению. Но Дух, при этом, не преступал предел.

Не позволял Себе забывать, что разделение на внутреннее и внешнее лишь условно, не абсолютно.

Конечно, пребывая в Начале, Дух мог позволить Себе и забвение это также. Как мог Он Себе позволить, вообще, все.

Но этой частной свободой кончилась бы Свобода.

И так случилось однажды. Дух волен был испытать и эту – роковую – свободу среди всех прочих. И Он решил это сделать. И разделился в Себе на внутреннее и внешнее. То есть, Дух перестал сознавать их как части Себя, единого. И тем утратил ведение о Себе, как Он есть.

И стал воспринимать Себя лишь как часть Себя. Как себя. Как некое «я». Как душу.

Другую же часть Себя начал воспринимать Он как несебя. Как не-«я». Как окружающий мир.