Русская трагедия. Дороги дальние, невозвратные

Нелли взялась помогать мне укладываться и, к моему ужасу, надавала мне множество тяжеленных подарков для всех друзей. Немало вещей было и лично моих: много пластинок, две балалайки, русские палки[62] для леса и вдобавок мешок с русской землей! Мы выкопали ее за городом. Словом, когда мы очутились в аэропорту, Нелли пришлось вытрусить все, что было у нее в кошельке, забрав также все до копейки у нашего милого спутника Алеши, взявшегося нам помочь. Я отдала ей валюту, которая в данном случае не годилась, так как оплата за перевес требовалась русскими рублями. Хочу прибавить, что перед отъездом Нелли и милый Алеша, друг ее детства, заявили, что надо присесть. Я страшно удивилась: «Как, вы еще сохранили этот наш старый обычай?»

Когда мы поднялись, я перекрестилась, они одобрительно закивали, но пояснили, что оба некрещеные.

Полет в три с половиной часа – сущий пустяк. Не успеешь опомниться, как уже спуск в Париже. Во время полета я напряженно думала, все пережитое всплыло в памяти, но почему-то оставалось впечатление чего-то несделанного или забытого. Вспомнились все наши выходы с братом, особенно наше посещение «Яра», который в былое время находился за городом, теперь же он почти в центре, совсем недалеко от места, где живет брат. У «Яра» мы ели чудный шашлык, слушали оркестр, причем несколько пар молодых людей вышли потанцевать, но без малейшего оживления, как автоматы. И при этом тишина в ресторане была необыкновенная…

Москва и Петербург останутся в моей памяти до последних дней, хотя они пронеслись пред моими глазами как метеор! Но тут при разлуке с этой страной я почувствовала остро и глубоко, что я все-таки принадлежу ей и останусь ей верна в моих сокровенных мыслях и переживаниях.

H.A. 1968 г.

Приложения

ПОСЛЕСЛОВИЕ P.B. Дон

В своих воспоминаниях автор называет своего мужа Владимиром Днепровым. Его настоящия фамилия была Дон – как название реки. Главная причина этого изменения (авторы нередко меняют имена по разным соображениям) состояла в том, что ее сын служил дипломатом во французском посольстве в Москве с 1971 по 1974 год и была возможность, что впоследствии его снова назначат в Советский Союз. Желание не вмешивать его в соображения, изложенные в мемуарах, очевидно.

* * *

Воспоминания Нины Сергеевны Алейниковой (моей мамы) покрывают лишь короткий период ее жизни до 1924 года, когда ей исполнилось всего двадцать семь лет, а она прожила в эмиграции еще шестьдесят три года и скоропостижно скончалась в Париже 28 июля 1984 года в возрасте девяноста лет. Все же ее описания довольно ясно открывают главные характеристики ее незаурядной личности.

Она с удивлением узнает, что ее родственное происхождение – в противоположности с ее мужем – включает мало чисто русской крови и в то же самое время она оказывается жертвой своего «неуместного патриотизма». Эта особенность усиливалась с каждым годом, и долгое проживание за границей не только не удалило ее от всего русского, но, наоборот, развило у нее, по словам самых близких знакомых, настоящий «шовинизм», который явно высказывался, когда она сравнивала русских с иностранцами.

Ее постоянная доброта высказывалась тем, что она всегда избегала осуждать кого бы то ни было, но особенно она проявлялась в готовности мамы оказать активную помощь – даже в ущерб своим собственным интересам – любому человеку, который в ней нуждался. Например, в 1934 году к нам неожиданно явились два совсем незнакомых еврея: как они попали в наш дом, осталось тайной. Они заявили, что правительство Гитлера их преследует, принуждает бежать за границу и они собираются в Аргентину, где у них есть родственники; но, чтобы собрать деньги на дорогу, они пытаются продавать высококачественную ткань для мужских костюмов и просят рекомендовать их состоятельным французским покупателям. Сначала мама встретила их довольно сухо: ведь в общей сложности русская белая эмиграция относилась к евреям более или менее отрицательно – главным образом из-за активной роли, которую те сыграли в развитии революции. Но она быстро смягчилась и чуть ли не со слезами заявила: да, вы, как мы, оказались невинными жертвами человеческой жестокости, и я постараюсь вам помочь. Она направила их к своей верной подруге и обязательной благотворительнице мадам де Рола, у которой оказалось немало знакомых, готовых с удовольствием приобрести эти ткани по выгодной цене. Позже эти евреи действительно уехали в Аргентину, но много других продолжали являться к маме без предупреждения и пользовались такой же услугой.