Русская троица ХХ века: Ленин, Троцкий, Сталин

Льву Бронштейну природные данные позволяли с ходу обогнать обоих товарищей сразу на пару голов; его полет сдерживало лишь государственное клеймо еврейства. Что раздражало вдвойне, поскольку сам он, как говорилось, этой своей принадлежностью не дорожил, тем более ее не пестовал и не пытался восстановить давно отмерших связей, а просто принимал ее как данность. Стало быть, и Троцкому оставался тот же способ быстро «набрать очки» в кругу сочувствующих — политика с оттенком недозволенного. Надо заметить, что в этом смысле наибольшую фору имел как раз неказистый Ульянов: человек, у которого проклятое государство навсегда отняло брата за одну лишь попытку уничтожить главного гонителя прав и свобод, автоматически привлекает к себе доброжелательное внимание оппозиционеров любого толка. Но несомненно, верил он и сам в исключительность своей персоны: зачастую, впрочем, эта убежденность оборачивалась банальным эгоизмом. В любой стране в ее «интересные времена» заявляет о себе особенно много личностей, претендующих на монопольное обладание истиной. И как раз такими временами этот тип людей востребован: к ним охотно прислушиваются, а кое-кого в конце концов даже причисляют к пророкам. Ульянов оказался из их племени.

Он пишет и зачитывает в нелегальных кружках рефераты с критикой взглядов народников. Ведет занятия с рабочими за Невской заставой и на других рабочих окраинах Петербурга. Летом 1895-го выезжает на полгода за границу, в Швейцарии знакомится с членами группы «Освобождение труда», посещает Плеханова и Аксельрода (в обществе последнего он провел целую неделю в окрестностях Цюриха), договаривается с ними о постоянных контактах и об издании сборника «Работник». Знакомится и с зятем Маркса, авторитетным социалистом Полем Лафаргом.

По возвращении Ульянов, обросший связями и накопивший кое-какой авторитет, собирает группу единомышленников, назвавшихся «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса». Просуществовал этот союз примерно два месяца, после чего Ульянова и соратников арестовали. И отсидка — тоже во благо: пускай в историю молодой Ильич еще не вошел как следует, но уже солидно в ней отметился!

Между тем по образу жизни в этот ранний период Ленин — точь-в-точь законный отпрыск декабристов или разбуженного Герцена. Нетрудно найти общий язык с важными людьми и снискать их расположение, когда родительские средства позволяют целыми днями вести неспешные диспуты об увлекательных предметах, прогуливаясь по живописным долинам и холмам. Заботиться о хлебе насущном даже для себя одного, не говоря о молоке для детишек, Владимиру Ульянову не приходилось. Из хлеба он, сидя в тюрьме, лепит плошечки в форме чернильниц, молоком пишет совсекретные послания, затем рабочий инструментарий отправляется в рот. Забава отменная — за неимением лучших, а «гениальная ленинская конспирация», о которой придуманы соответствующие легенды, здесь явно дело десятое. Конечно, царский каземат не самая комфортная обитель для потомственного дворянина, но таких, как он, здесь не унижают и не издеваются над ними, не гоняют на работы, а читать и писать позволяют сколько угодно, главное, практически что угодно. За четырнадцать месяцев — всего четыре допроса, то есть один сеанс не слишком утешительного общения приходился на сто с лишним суток. Словом, далеко не Лубянка с Гулагом, даже и не ссылка в Туруханский край (именно в подобных местах среди революционеров отмечено больше всего самоубийств и смертей от чахотки или других болезней, которые удалось бы вылечить в более цивилизованных условиях).

Ульяновские сочинения этого времени читать из простого любопытства не рекомендуем никому. Не шедевры — ученические опусы. Тем не менее, Ульянов одним из первых пропагандистов марксизма внутри самой России становится широко известен узкому кругу радикалов. Это вам уже не просто младший братишка, которому герой-мученик вытирал сопли, а без пяти минут Старик! (Будет у Ленина потом и такое прозвище, разделенное, кстати говоря, с Троцким.)

Затем его высылают в Восточную Сибирь — в ту ее часть, которая в наши дни сходит за местную Швейцарию — под гласный надзор полиции на три года. Сегодня этот «кандальный путь» поражает воображение: Ленин не только отправлялся в ссылку как свободный человек, но по выходе из тюрьмы получил разрешение задержаться в Петербурге на небольшой срок, которого, однако же, хватило, чтобы провести несколько совещаний в «Союзе борьбы». Жандармы не препятствовали. Затем не спеша, проездом через Москву он три месяца путешествует в село Шушенское. По дороге встречается с единомышленниками, посещает библиотеки, в Красноярске видится с тамошними политическими ссыльными. Шушенское стало для Ульянова настоящим «домом творчества» — здесь он охотится, рыбачит, заказывает присылку все новых книг, которые приходят скоро и беспрепятственно. Наконец, «доводит до ума» свою первую крупную работу, начатую еще в тюрьме.

Капитальное чтиво