Затем во Временном правительстве преобладали социалисты разного толка. Шестого мая они формируют самую большую партийную фуппу: шестеро министров из пятнадцати; к ним, как отмечает Милюков, примкнула и часть правых. Попытки кадетов и социалистов выполнить союзнические обязательства — довести войну до победного конца — тем более не связаны с «буржуазностью», скорее это был обычный здравый смысл. Недаром тот же Милюков впоследствии назвал одну из глав своих мемуаров совершенно на «большевистский» лад: «Буржуазная власть подчиняется целям социализма» [Милюков, 2001: 52]. В апреле в войну на стороне Антанты, изменив своей привычной отстраненности от европейских дел, вступили США. Соотношение ресурсов у воюющих сторон становится слишком очевидным, поражение Германии — неизбежным. Если бы Россия сумела выстоять до конца, не заключая сепаратный мир, какие возможности открывались тогда перед нею? Вероятно, даже милюковская идея-фикс насчет турецких проливов показалась бы не таким абсурдом. Эти проливы и впрямь совершенно бесполезны, покуда Британская империя, «держащая на замке» Гибралтар и Суэц, продолжает вести себя как давний геополитический соперник и противник России. Но на волне энтузиазма после общей победы и этот устоявшийся расклад мог, более того, обязан был серьезно измениться. В такой «альтернативной истории» у будущей России нашлись бы, вполне возможно, куда более тонкие инструменты и для соперничества, и для дружбы, чем боекомплект из вырождающихся идеологий и ужасных, но бесполезных по большому счету ракет. Так что большевистские инициативы, равно с точки зрения национальных интересов и соображений гуманности, ничего позитивного не несли. Да и позже… ну что, Россия-мать, помогли тебе твои немцы и твои турки? И «мир народам», а уж особенно «земля крестьянам».
Через месяц, в июне правительство возглавляет социалист Керенский. Глядя на тогдашние экономические новации — разверстки, фиксирование цен, назревавшую госмонополию, нетрудно понять, что Февральская революция была социалистической никак не в меньшей степени, нежели демократической. Убедительная победа партии социалистов-революционеров на выборах в Учредительное собрание только подтвердила социалистический характер Февраля.
Жизнь распорядилась по-другому: главной («Великой») социалистической революцией была объявлена октябрьская. Исключительно из-за роли, которую сыграли в ней Ленин, Троцкий, Сталин и другие вожди победившего большевизма. На самом деле события поздней осени 1917-го стали просто логическим продолжением всего того, что происходило в России в предыдущие, как минимум, полвека. Да и не случалось за всю историю ни в какой стране двух революций в один год. Чаще наоборот, одна и та же по сути революция длится много лет, а отдельные перевороты, смены власти происходят то и дело «внутри» нее.
Из будущей троицы первым доехал до Петрограда Сталин вместе с Каменевым; это произошло на десятый день после отречения Николая. Эти двое в тот момент представляют все высшее руководство большевиков и ведут себя соответствующим образом. Они — заслуженные революционеры, ветераны двадцатилетней борьбы, только что завершившейся так эффектно. Сталин и Каменев приходят в Таврический дворец, встречаются с редакцией «Правды» и, естественно, становятся во главе. С этого времени и фамилия Джугашвили, и разбойничья кличка Коба уходят в прошлое: остался только Сталин — стальной человек.
Из маргинальной партии большевики превращаются в заметную силу: на выборах во ВЦИК пару месяцев спустя — около 15 % мест! Впрочем, у Сталина, Каменева и других соратников хватает здравого смысла не лезть на рожон, претендуя на полноту власти. С одной стороны, бывшим ссыльным уже живется вполне себе неплохо. С другой, все в стране разваливается, и требовать власти сейчас — значит думать и об ответственности. Впрочем, вскоре июльские события, когда низовые большевистские структуры подталкивали массы к выходу на улицы, а партийные верхи не знали, как на это реагировать, покажут слабость любых «умеренных» подходов в дни революций.
Участие не важно для победы
Показательно, что в массовом сознании бывших советских людей Сталин воскресает сегодня именно таким, каким он, несомненно, всегда желал видеть себя сам — всесильным Верховным главнокомандующим образца середины века. Что и как он делал в далеком 1917 году, почти никого уже не интересует, кроме нескольких особенно дотошных историков.