Русская троица ХХ века: Ленин, Троцкий, Сталин

Опять, опять взлетают шашки,

Труба рокочет по рядам,
И скачут красные фуражки
По разоренным городам…
Вольнолюбивые крестьяне
Еще стреляли в спину с крыш.
Когда в предутреннем тумане
Перед разъездом встал Париж.
Плывут багровые знамена.
Грохочут бубны. Кони ржут.
Летят цветы. И эскадроны
За эскадронами идут.
Они и в зной, и в непогоду.
Телами засыпая рвы.
Несли железную свободу
Из белокаменной Москвы.

А.Эйснер

Соратники вчера и сегодня

Многое в «проклятых девяностых», что массовому человеку советской выделки кажется пагубными изобретениями современных либералов, демократов и прочих национал-сепаратистов, на самом деле — основательно позабытое давнее прошлое. То, что было в России сразу по окончании Гражданской войны, история воспроизвела сразу в нескольких уголках распавшегося Союза: в непризнанных или, как их еще называют, «пиратских» республиках, которые не согласились подчиниться беловежско-ооновским схемам раздела, в результате отвоевали за независимость, а затем пережили разруху и блокаду. Вдобавок к ним надолго приклеился ярлык «коммунистической Вандеи» — так пропаганда официально назначенных суверенов мстила отщепенцам за поражение. В действительности этнические мятежники вовсе не были поголовно привержены советской идеологии; но кое в чем этот штамп довольно точно отразил их общую ситуацию.

Русские большевики начали свою главную междоусобную разборку относительно поздно, на пятом году после захвата власти, когда основные битвы Гражданской были позади. По схожим законам развивался «социально-политический заказ» в большинстве непризнанных республик вчерашнего СНГ.

Поначалу над вчерашним полем битвы реет неомраченный дух боевого товарищества, своего рода патриотическая релаксация. Первая цель достигнута, враг отброшен, но остается общим для всех, память еще свежа, и любые расхождения в своем кругу вторичны. Депутатов и других лидеров выбирают почти как командиров в земляческом ополчении или сельских старшин на сходе. Те из «наших», кто мог бы предъявить принципиальные счеты новой реальности, в большинстве решили перебраться куда-нибудь подальше, да и там по понятным причинам редко рвутся обнародовать несогласие с режимом на родине. Об оставшихся на месте «чужих» говорить не приходится.

Постепенно жизнь входит в более или менее устоявшуюся колею, и вот наступает момент, скажем так, взрывообразного расширения политической субстанции. Тут уже образ врага как внешней (этнически или классово чуждой) силы перестает застить весь свет: обостряется внутренняя конкуренция, нередко переходя в борьбу на уничтожение; бурлят публичные дискуссии. А затем прежняя — как правило, единственная «революционная» партия, она же национальное движение, сходит со сцены, перерождаясь в классическую постсоветскую «партию власти» со своими фаворитами и изгоями. Однако воплощенные символы общей борьбы и победы пока в неприкосновенности: претензии фронды сосредоточены на «коррумпированных бюрократах в окружении лидера», на «сером кардинале» или еще каких заместительных фигурах. Иначе — народ не поймет. Без кавычек. Но и это до поры до времени.