Русская троица ХХ века: Ленин, Троцкий, Сталин

А что же третий вождь? У многих, если не у большинства осетин можно заметить весьма своеобразное отношение к фигуре Сталина: когда речь заходит о великих свершениях и исторических победах, то он «весь наш», брат по крови. В записках одного отставного генерала из этой нации даже довелось прочесть, что пару раз Иосиф Виссарионович заговаривал с ним по-осетински, не то что совсем бегло, но довольно свободно. А вспомнят про жестокости и преступления — тут Сталин персонифицируется как чужак, «настоящий кекел» (так в Осетии и некоторых других областях Кавказа прозывают почему-то всех грузин, при том что у них самих это слово неясной этимологии и довольно прихотливой семантики подразумевает только женский пол).

Можно допустить, что сравнение со ним, приди такое в голову кому-нибудь, вполне бы импонировало югоосетинскому президенту Кокойты, одному из тройки разрушителей статус-кво вокруг Цхинвала, на который за все годы своего правления не покушался Шеварднадзе, и ответственному исполнителю окончательной этнической чистки в регионе. Но увы!..

…В результате удара тупым аппаратом

Очень похоже все было и в Советской России по окончании главных битв Гражданской войны. До этого времени действия Ленина, Троцкого и Сталина еще можно рассматривать по отдельности; да они и находились в разных местах, и встречались все вместе нечасто. Предсовнаркома из Москвы и ближайших окрестностей не выезжал, двое других кочевали по фронтам необъятной родины. Но с 1921 года важнейшим содержанием политической жизни, по сути, определившим будущее державы, становятся личные противостояния или коалиции внутри этой троицы.

В стране кризис, полыхают крестьянские восстания, где-то идет последние бои, еще не добита оппозиция бывших союзников, страшный голод и разруха. Но главное происходит наверху, вокруг нового трона, который воздвигли большевики. Там велась не просто борьба за первенство. Новоиспеченная элита искала магистральный путь страны и лидера, лучше всех других подходящего к следованию именно этим путем. И обрела их, хотя не с первого шага.

Загвоздка оказалась в том, что самым мощным фактором единения в тяжелейший период войны служил как раз Лев Троцкий. В большевистскую команду бывший противник пришел со стороны, когда там уже сложилась система отношений и лидерство Ленина, за которое он боролся столько лет, было бесспорным фактом. Успешный захват власти, удачный в конечном итоге исход Брестского мира закрепили репутацию «вождя и пророка», а победа в Гражданской войне вознесла ее до заоблачных высот. Но параллельно — и не в меньшей мере — рос авторитет Троцкого. Это тоже работало на сплочение ленинцев, прекрасно понимавших, что в случае ослабления старого лидера с новым им будет труднее.

Как только отступила угроза поражения, политический кризис в условиях диктатуры «пролетариата», то есть единственной партии, превратился во внутрипартийный. Острых проблем несколько, на первый план временно — до Кронштадтского мятежа выходит «дискуссия о профсоюзах», послужившая скорее поводом на фоне разрухи и народных восстаний. И здесь, впервые за долгий срок, Лев Давидович публично обозначает свое несогласие с Владимиром Ильичем.

Это вовсе не было реальной схваткой двух лидеров: скорее, наркомвоенмор, упоенный своими подвигами в продвижении советской власти и важностью новых задач (в тот момент он разруливап сложнейшую транспортную проблему страны) просто решил слегка поиграть мускулами, то есть интеллектом. Он поглядывает свысока на товарищей, как бы невзначай бросая лозунг перетряхивания профсоюзов, на съезде участвует в обсуждении как «старший», снисходительно объясняя «мелюзге» свою позицию. Да и некогда ему рассусоливать — он сейчас же уезжает подавлять мятеж в Кронштадте. И вот тут происходит такое, чего Троцкий не сумел понять и объяснить до конца своих дней: пока он разбирался с матросами, партия нанесла ему сокрушительное аппаратное поражение.

Внешне все выглядело как разгром «рабочей оппозиции — «децистов»», то есть сложившейся пару лет назад группы последовательных сторонников демократического централизма, который они противопоставляли бюрократическому, требуя передать управление хозяйством профсоюзам. Кстати, в принятой совсем незадолго до того, на VIII съезде, второй программе партии содержится именно такое положение (п.5 «В области экономической»): «Будучи уже, согласно законов Советской республики и установившейся практики, участниками всех местных и центральных органов управления промышленностью, профессиональные союзы должны прийти к фактическому сосредоточению в своих руках всего управления народным хозяйством как единым целым».