Русская троица ХХ века: Ленин, Троцкий, Сталин

Одних только людских потерь в Великой Отечественной хватило бы, чтобы подорвать силы России уже необратимо — как и вышло в действительности. Но потом великую стройку продолжали прежними, ничуть не изменившимися методами. Если попробовать свести воедино «сталинские» приоритеты хотя бы в самом поверхностном виде, получится примерно следующее. Территориальные аннексии важнее, чем нормальное последовательное обустройство уже имеющегося. (Сталин во время Второй мировой и после нее расширил пределы СССР за счет доброго десятка соседних стран, от Финляндии до Японии; а, например, США ограничились несколькими малолюдными или необитаемыми островами в Тихом океане, которые использовались как военные базы. Британская корона тоже не стала удерживать «отнятые» у Италии Сомали и Эритрею.) Далее: сохранение эмбрионов важнее жизни уже рожденных на свет и полностью сформировавшихся людей. Объяснять это с рациональных, не религиозно-мистических позиций можно разными способами, например: «будущее страны для нас важнее ее прошлого» (и даже настоящего!), но глубинная психологическая подоплека была, наверное, все-таки в том, что граждане пренатальные, в отличие от взрослых, не способны даже умозрительно стать угрозой для власти ни с какой стороны. Техническая вооруженность, кстати, еще гораздо более ценна, чем человек на любой стадии своего развития. В общем же и целом — лояльность официальным догмам и идее Государства полезнее любых реальных результатов; страх нужнее совести.

Только ведь и с этим промашка вышла. Расходовать в этих целях людской материал так же безоглядно, как в древнем Египте на постройке пирамид или как в древнем Китае на возведении Великой стены, уже не получалось. Исторические египтянки и китаянки не отводили с утра пораньше своих малюток в детсад, чтобы самим отправиться в институт или на курсы повышения квалификации, встать к станку или сесть на трактор. Если в индустриальном обществе вдобавок убивать всех «лишних», а остальных непрерывно рассеивать по бескрайним просторам, то сколь бы выдающимся и талантливым ни был народ, вместо задуманного он обязательно получит полный крах.

Было время — лет двадцать назад, когда соотечественники вели между собою горячие споры: в чем истинная правда о Сталине, был ли он величайшим вождем или пошлым уродом-садистом? А ведь на самом деле никакого рокового, неодолимого противоречия здесь, сдается, нет.

Гениальным диктатором был Иосиф Джугашвили! Пишем это без тени издевки: в смысле менеджмента своей личной власти он велик и эффективен, как, возможно, никто другой во всей истории человечества; «соразмерному» Чингисхану выпало на долю управлять менее сложными системами, а Наполеон, если его поставить в этот ряд, будет смотреться просто жалким неудачником и слюнтяем.

Вместе с тем Сталин проявил себя полным цивилизационным, историческим идиотом: осуществляя свою модернизацию, особенно на поздних ее этапах, он погряз в безнадежной архаике минувших эпох, когда жизнь уже вовсю требовала иных понятий, иных методов и средств. Более того, наотрез отказалась прощать не понявших ее вызова. Чингисхан, думая, что овладевает телеграфом, непоправимо испортил сложную машину. И в конце концов стал увлекаться бессмысленным копированием внешних примет жизни в былой империи, вроде погон, штатских вицмундиров и раздельного обучения в школах, когда внутреннее содержание той жизни — было безвозвратно утрачено… Ну ладно он; но наших современников, которые продолжают воспевать его достижения, видя воочию плоды, трудно назвать иначе, как идиотами клиническими.

Нет, настоящая беда всех отечественных реформ отнюдь не в том, что они «авторитарные» или «догоняющие». В таком понимании причина и следствие меняются местами. Точно так и каждый авторитарный правитель России сосредоточивался не на содержании, даже не на формах, но на их имитациях: тех самых внешних и отдельных от человека, технико-механических деталях, на «проблеме ружей и кирпича». Говоря образным языком булгаковского профессора, бросал все силы исключительно на переделку клозетов — и зачастую с полным успехом превращал эти сооружения в неприступную для любого противника крепость. Тогда как в головах — и у подданных, чьими руками должна была создаваться новая жизнь, и, что еще хуже, у него самого — царила разруха. А какое «внутреннее содержание» только и может иметь клозет, даже самый механизированный и автоматизированный в мире?

Из греческого языка в христианское богословие вошло понятие «метанойя». В буквальном переложении на русский — «сверхразумие»; но обычно у нас его объясняют как «покаяние». Хотя последнее слишком легко свести к банальному набору словесных формул и соответствующих жестов (что чаще всего и происходит на практике). Между тем подлинная метанойя — это именно попытка приподняться над привычными представлениями и выйти за их пределы; глубинное переосмысление собственной личности, души, страстей и долга, в конце концов, своего места в мире.