Русская церковная смута 1921-1931 гг.

«В русском государстве Православная Церковь должна занимать первое, среди других религиозных вероисповеданий, наиболее благоприятствуемое в государстве, публично-правовое положение, приличествующее ей, как величайшей народной святыне, исключительной исторической и культурной ценности, а также религии большинства населения. В соответствии с признанной в новом государственном строе России свободе религиозной совести и вероисповеданий, Православная Церковь должна обладать этой свободой во всей ее полноте. Эти основные начала должны быть выражены в следующих положениях: 1) Православная церковь в России в делах своего устройства, законодательства, управления, суда, учения веры и нравственности, богослужения, внутренней церковной дисциплины и внешних сношений с другими церквами независима от государственной власти (автономна). 2) Постановления, издаваемые для себя Православной Церковью в установленном ею самою порядке, со стороны государства признаются нормами права, имеющими со времени опубликования их церковной властию обязательное значение для всех лиц и установлений, принадлежащих к Православной Российской Церкви, находящихся как в России, так и заграницей. 3) Действия органов Православной Церкви подлежат надзору государства исключительно в отношении их соответствия законам государства; причем эти органы ответственны перед государством только в судебном порядке… …10) Двунадесятые праздники, воскресные и особо чтимые Православной Церковью дни признаются государственной властью неприсутственными днями. 11) Глава русского государства и министр исповеданий должны быть православными. 12) Во всех случаях государственной жизни, в которых государство обращается к религии, преимуществом пользуется Православная Церковь… 17) Православная Церковь получает из средств государственного казначейства ежегодные ассигнования в пределах ее действительных потребностей, под условием отчетности в полученных суммах на общем основании».

Это, конечно, не система «отделения» церкви от государства, а лишь система «отдаления» двух сторон друг от друга на такое расстояние, которое давало бы и Церкви свободу и Государству позволяло быть светским, а не односторонне конфессиональным. Разумеется, этот проект мог еще несколько «клерикализироваться» на Соборе и значительно «секуляризироваться» в Учредительном Собрании, но в основе своих идей он все же оставался бы системой взаимной независимости соборной Церкви и правового Государства при их моральном культурном сотрудничестве. Система, о которой ранее не думало русское освободительное и революционное движение, устами и либералов и социалистов провозглашавшее голый лозунг «отделения Церкви и Гоударства», без попытки его раскрытия.

Этот идеал не был односторонним мечтательством церковно-общественной среды. Ему навстречу шло и текущее законодательство других полномочных органов Временного правительства, проводивших в жизнь ту же идеологию. И это понятно даже с точки зрения личных влияний. Во главе Департамента духовных дел инославных исповеданий в министерстве внутренних дел стоял член Предсоборного совета проф. С.А. Котляревский. Под его руководством здесь шло реформирование всего религиозно-гражданского законодательства. Отсюда вышел радикальный закон Временного правительства 14 июля 1917 г. о снятии всяких гражданских ограничений и преимуществ в связи с вероисповедным состоянием, т. е. закон о свободе перехода из одного исповедания в другое и о выходе из всякого исповедания, или о свободе веры и неверия, с узаконением впервые в России вневероисповедного гражданского состояния. С другой стороны, отсюда же в начале июля 1917 г. вышел сравнительно консервативный законопроект, применявший уже указанный принцип культурного сотрудничества Государства и Церкви ко всей сфере вероисповедных отношений. Законопроект гласил: