Русская церковная смута 1921-1931 гг.

Деятельно этим вопросом занялся и сам претендент на эту кафедру, еп. Тихон. Хорошо известно, что православные приходы в Германии, чтобы получить права юридического лица, должны зарегистрироваться в качестве ферейна. Епархиальную же организацию всего лучше оформить, как союз таких ферейнов. Таким положением и решил воспользоваться еп. Тихон, стремясь создать союз германских приходов, чтобы подготовить юридическую форму, церковная сущность должна была быть вложена в эту форму уже Карловацким совещанием. Вынесена была соответствующая резолюция и Берлинским приходом. Это должно было изображать желание церковного народа. Уже на первых совещаниях обнаружилось, что Карловацкий Синод снова и снова ставит вопрос о «высшей власти», уже давно решенный для митр. Евлогия, как и для всего верного епископата Русской Церкви. Принять участие в таком совещании значило для митр. Евлогия нарушить свой долг перед церковной властью. Оставался один выход, которым и воспользовался он, – покинуть это совещание. Тогда сразу же, вопреки всему церковно-правовому сознанию, совещанием было прокламировано выделение Германии в самостоятельную епархию. Еп. Тихон достиг своей цели.

Вопросам, связанным с этим актом, посвящена обширная литература архипастырских посланий, не лишенная и грубых личных выпадов. Одно время могло даже показаться, что в зарубежной русской литературе появился новый вид литературных произведений. Нет нужды входить в рассмотрение их. Эта грустная страница зарубежной печати еще хорошо памятна. Но и будущий историк литературы или другой исследователь не остановят на них своего внимания.

Итак, давно подготовлявшийся за рубежом раскол, в половине июля 1926 года был окончательно оформлен. Последовали прещения. Был запрещен в священнослужении еп. Тихон за то, что, будучи устраненным от настоятельства в Берлинском приходе, не только не сдал должности, но приступил к организации группы своих сторонников, что было уже посягательством на не принадлежавшую ему более паству и открытым бунтом против своего законного епископа. К этой группе пока и свелась вся епархия еп. Тихона. Конечно, прещению не подчинились, да и не для этого стремились к учреждению епархии. Хорошо известно, что в большинстве случаев никакого раскольника прещением не запугаешь. Само постановление заштатных епископов об учреждении новой епархии не только вопреки воле митрополита Евлогия, но даже без уведомления его, с церковно-правовой точки зрения было сплошным беззаконием. Миряне, клирики и епископы, не порвавшие общения после прещения с еп. Тихоном, оказались в положении запрещенных и раскольников. Прекратилось совершение и таинств. Карловчане оказались в положении обновленцев и григорьевцев. Так как митр. Евлогий был законным носителем в это время церковной власти, то более и не требовалось никаких актов со стороны высшей церковной власти. Подтверждение этой мысли мы находим в статье митр. Сергия об обществах, отделившихся от церкви, помещенной в целом ряде номеров Журнала Московской Патриархии.[48]

Само собой понятно, что встречные прещения Карловацкого Синода против митр. Евлогия были актами ничтожными, как и учреждение Германской епархии.

Если 1926 год за рубежом был ознаменован формальным утверждением Карловацкого раскола, то следующий 1927 год прошел в борьбе с этим расколом.

Подведем итоги всему, что мы наблюдали за этот год в жизни церкви в России и за рубежом. Этот год был годом крушения обновленчества. Однако церковная смута продолжала раздирать хитон Русской Церкви. В России появился новый откол: «григорьевщина». Зарубежные церковные расхождения завершились в этом году образованием Карловацкого раскола.

Все раскольничьи образования имеют одно общее между собой, будет ли то живоцерковство или григорьевщина или карловацкое согласие: они все порвали общение с Русской Церковью и через это порвали связь с церковью вообще. Как обновленцы не стали в церкви оттого, что с ними вошел в общение Константинопольский Патриарх, так же точно и общение с Сербской Церковью ничего не может изменить в отношении к карловчанам. Скорее, наоборот, общающийся с раскольником делается сам таковым. Поэтому всего правильнее считать, что всякое общение раскольников с какой-либо иной автокефальной церковью с момента отпадения перестает носить характер церковного общения. Русской Церкви в отношении ее чад принадлежит последнее и окончательное суждение по вопросам церковной дисциплины, и никакое вмешательство другой православной организации ничего изменить не может.