Русская церковная смута 1921-1931 гг.

С революцией этот вопрос до чрезвычайности осложнился. Однако вопрос об отношении церкви к государственной власти ставился и до революции. Поскольку он тогда был академическим и совершенно неактуальным, нужно и предполагать известную объективность в его формулировке в научных трудах. Если основной задачей является охрана веры (т. е. вероучения, нравоучения и таинств), то в сфере внешних отношений область ведения церкви весьма ограничена: организация церковной власти, дисциплина над духовенством и мирянами, суд и управление над членами церкви в пределах церковных отношений, потребление церковного имущества, как частной собственности, и только. «Таким образом, – заканчивает проф. Павлов, – гражданское и политическое положение духовных лиц, способы и условия приобретения церковного имущества, гражданское и политическое действие церковных законов – все это вполне и всецело зависит от государства».[49]

Если эта формула была ясна для исследователя, то для широких слоев русского общества начала ХХ века она не вытекала из существовавших тогда отношений, поскольку они не исследовались, а воспринимались непосредственно. Поэтому вполне естественно, что потребовался значительный период времени для изживания обычных представлений и тяжкие испытания, которые заставили во многом изменить точку зрения и даже в существенном, но все же внешнем, лишь бы сохранить две основы: чистоту веры и христианскую любовь в церковном обществе. Вопрос именно был поставлен во всей его остроте и жгучей настойчивости. К власти пришла партия, чуждая церкви и даже ей враждебная. Свобода атеистической пропаганды быстро стала завоевывать адептов, между прочим, и потому, что кадры безбожников были уже готовыми, созданными еще до революции, но не имевшие тогда возможности себя обнаружить. Чем дольше сохранялось такое положение, тем сильнее был натиск на церковь. Нет никакого сомнения, что безбожие на Руси старше советской власти. Далеко не одни безбожники стремились воспользоваться новым положением вещей: усилилась в первое время существования советской власти католическая пропаганда и сектантская также. Это все были такие силы, которые при старом строе не могли развернуться, а теперь старались использовать открывшиеся возможности. Православная Русская Церковь, одним словом, вступила в многостороннюю борьбу. Это была ее задача, главная и исключительная.

Одновременно с этим в России шла другая борьба – в области политической и социальной. Чем труднее была борьба в сфере церковной, тем бессмысленнее было участие церкви в других формах борьбы. Церковь стала терять такие элементы, которые не могли или не хотели участвовать в политической и социальной борьбе, между тем не хотели рвать и с верой. В значительной степени этим объяснялись успехи сектантской пропаганды. При таких условиях главная задача церкви требовала от нее устранения от всех видов борьбы, кроме главного: борьбы за целость своего стада. Всякое дальнейшее удержание ее в состоянии разносторонней борьбы было бы забвением главных задач церкви и принесением их в жертву политике.

Среди многих предрассудков существует и такой, что будто человеческая личность представляет собой нечто монолитное, что не меняется на протяжении всей, по крайней мере, сознательной жизни. Верность раз принятому направлению даже в вопросах конкретных, якобы, есть нечто такое, чем определяется качество как деятельности, так и самой личности. Будучи до известной степени справедливым, последнее положение в применении к конкретным условиям является, безусловно, узким. Сама человеческая личность продолжает развиваться вообще в течение всей жизни. Поэтому нет ничего удивительного, если ее внутреннее содержание меняется. Кроме того, и обстановка, в которой приходится действовать, меняется. Разумный учет реальных условий всегда является отличительной чертой исторически чутких людей. Чем исключительнее время, тем оно обусловливает большее изменение установившихся точек зрения и путей достижения. Нужно ли говорить, что события, происходящие в России, исключительны во всех отношениях, а в отношении церкви эта исключительность удесятеряется. Поэтому нет ничего удивительного, если в конкретных условиях современной русской действительности и руководителям Русской Церкви пришлось пересмотреть некоторые вопросы церковной политики и изменить само направление ее. Нужно было большое напряжение мысли, а может быть, и всех остальных духовных сил человеческого существа, чтобы отделить начала вечные, которые не могут быть изменены, от условий временных и преходящих. Еще больше потребовалось силы воли для того, чтобы провести в жизнь эти изменения. На это мог решиться деятель, который все это глубоко выстрадал и который действительно был убежден в неизбежности такой перемены.

1.