– Все ищут объяснения причин неудачи, – сказал он. – Правые – в недостаточно твердом проведении своих программ, левые – в реакционной политике правительства, другие – в нетерпимости главного командования к государственным образованиям, и все – в грабежах и бесчинствах. И вот теперь, когда все горит в огне политических страстей, развивается шкурничество и сеется преступная пропаганда за прекращение войны, что делает тыл для воодушевления борцов? Екатеринодар устранил Россию, создал казачье государство, формирует самостоятельную армию и готовится принять на себя всю полноту военной и гражданской власти на юге России. Одно только не принято во внимание, что Добровольческая армия и главнокомандующий служат России, а не Верховному Кругу. Тем не менее екатеринодарские речи сделали свое дело. На фронте явилась неуверенность. Там знают, что, в случае разрыва, я уйду и отзову из казачьих армий русских офицеров с техническим образованием. И в тот день рухнет весь фронт. Большевики не забудут ни чрезвычайных судов, ни порок. Пощады не будет. Кубанская и Донская армии должны драться заодно с Добровольческой. Борьба до конца! Надо спасти Россию, а будущую ее судьбу предрешит Учредительное Собрание»
Деникину ответил председатель Круга:
– Мы пойдем сражаться, но не как рабы, а как свободные граждане, которые не подчиняются никакой диктатуре, как бы велик диктатор ни был. Казачество хочет свободной жизни. Крупная ошибка расценивать современные достижения как измену и предательство. Мы знаем, что уход добровольцев – гибель для казачества, но едва ли это спасет и добровольцев. Не в этом дело. Мы смущены тем, что наши разногласия погубят идею великой России и осуществится мечта Троцкого об единой, великой, неделимой Совдепии. Нужно пойти на уступки.
Терская фракция настаивала на организации общерусской власти на юге России, а не казачьей гегемонии, ссылаясь на то, что на Тереке слишком мало казаков, «русского» элемента много и гегемония не пройдет. Донцы, которых несчастие стукнуло по башке, тоже склонялись к той мысли, что с Деникиным, пожалуй, лучше не ссориться. Кубанцы остались в меньшинстве и сдались.
К Деникину отправили делегацию, во главе с Тимошенко и Гнилорыбовым, которая предложила ему возглавить южно-русское государство, если он согласен иметь представительное учреждение с законодательной властью и ответственное перед этим учреждением правительство. Круг, в свою очередь, соглашался вести войну до победного конца, т.е. до «восстановления» России.
Деникинский поезд превратился в говорильню. Целый день спорили и ссорились. Деникин требовал абсолютного veto и несколько раз просил оставить его в покое, не приставать к нему с разными конституциями. Наконец, плюнув на veto, требовал ответственности министров военного, морского, снабжений и путей сообщения только перед ним.
Делегация не возражала.
– Соглашение с генералом Деникиным достигнуто! – принес наконец телеграф радостное известие в Екатеринодар.
В.Л. Бурцев, посетивший в это время Кубань, считал, что уж теперь-то, наконец, Россия спасена: глава общерусской власти признал демократический строй!
– На днях будет написана новая страница русской истории, – говорил он журналистам. – Ген. Деникин беспощадно подводил итоги ближайшего прошлого и определенно указывал на выход из создавшегося положения. Установлены лозунги: 1) единая, великая, неделимая при автономии окраин; 2) Всероссийское Учредительное Собрание; 3) земля крестьянам и трудовым казакам; 4) борьба с большевиками до конца.
– Я возвращаюсь обратно в Париж, – заключил он беседу, – и еду туда с твердой верой в близкую победу над большевиками, с непоколебимой верой в возрождение России. «В Москву!» – вот наш лозунг[306]
.Деникин пытался оставить «правительство» Богаевского. Круг и слышать не хотел об этом. Тогда выплыла кандидатура П.М. Мельникова, подголоска Богаевского.
На Мельникове помирились.
В состав кабинета вошли: адвокат Зеелер, бывший ростовский градоначальник при Керенском, – министром внутренних дел; ген. Баратов, любезный Англии, – министром иностранных дел; П.М. Агеев – министром земледелия; Ф.С. Сушков – народного просвещения; Ф. Леонтович – торговли и промышленности; ген. А.К. Кельчевский, начальник штаба Донской армии, – военным министром.
А кубанцы по-прежнему не хотели воевать! Не только не шли на фронт из станиц, а, напротив, убегали с фронта в станицы и жили там легальными дезертирами, – как писал об этом в своем приказе от 28 января, № 76, ген. Болховитинов.
В бодрящих телеграммах недостатка не было.
«Все воодушевлены порывом вперед и верой в успех, – сообщали из тех пунктов, откуда посылали на фронт вновь сформированные кубанские части. – Мобилизация здесь проходит блестяще, – телеграфировали 7 января из Армавира: – Старики говорят: «Пойдем на фронт и не вернемся оттуда, пока не прогоним красных. Тех, кто не хочет воевать, и дезертиров, мы, вернувшись, прогоним из станиц».
На деле выходило по-иному. Те, которых кое-как довозили до фронта, определенно не хотели итти в бой.