Русская вера

Сближению славян и сарматов в лице их военной знати могло поспособствовать почитание Скотьего бога – все того же Велеса, который покровительствовал не только скотоводству, но и земледелию. Говоря о Велесе, нельзя не упомянуть о русском богатырском эпосе, чье зарождение, по моему мнению, приходится именно на эпоху Русколани. Само слово «богатырь» у нас почему-то считается тюркским. Якобы русские позаимствовали его у монголо-татар. Но почему-то мало кому приходит в голову, что возможен и обратный вариант. Это тюрки и монголы позаимствовали его у индоевропейцев. Собственно, кто такие тюрки, как не арии, частично смешавшиеся с монголоидными племенами. Есть много вариантов, объясняющих значение этого слова. В своем романе «Шатун» я дал свое прочтение – «боготур», то есть «божий бык». По моему мнению, боготуры принадлежали даже не к воинской варне, а к жреческой. Наряду, кстати говоря, с Белыми Волками. Дело в том, что волхвом, согласно тогдашним понятиям, мог стать только умудренный жизнью человек, в больших летах, а молодежь варны жрецов «проходила практику» в специальных корпорациях, выполнявших как сугубо воинские, так и полицейские функции, постигая при этом сакральные тайны. Вспомните былину «Илья Муромец и Соловей-разбойник». Это типичная «полицейская операция», когда боготур нейтрализует расшалившегося хулигана, явно вышедшего за рамки закона. К слову, «волками» в арийских племенах называли именно воинскую молодежь, отправляющуюся на завоевание новых земель. Эпитет «белый» в данном случае указывает на принадлежность к жреческой варне. Лев Прозоров в своей книге «Боги и касты языческой Руси» приводит интересное наблюдение, сделанное после изучения былин. Оказывается, боготуры никогда не прибегали к метательному оружию. Из этого он делает, на мой взгляд, не совсем верный вывод, что все русские витязи древности поступали так же. Я же полагаю, что запрет на метательное оружие касался только Велесовых быков, боготуров. Дело в том, что согласно древнему мифу (Ю. Д. Петухов называет его прамифом), Перун победил Велеса-медведя, метнув в него камень.

«Прототип «древа» – обычное дерево, а иногда и просто возвышенность – «скала», «гора», «большой камень». На небе «камни», подобные молнии. Внизу – «чудовище» – божество, никогда не имеющее человеческого облика, всегда страшное, зловредное, опасное. В нашем случае это медведь, «лезущий на дерево».

Примерно такова изначальная картинка. Кто же может в данном случае выступать в роли «громовержца», заступника? А тот, кого всегда изображают антропоморфным и никак иначе, – человек. Да, громовержец-герой – это именно человек, укрывающийся со своими близкими, детьми на вершине дерева. Ему не страшны ни «леопарды», ни «львы» в этом убежище. Он не боится ни волков, ни кабанов, ни прочих обитателей леса. Ему страшен только лишь «бог смерти и загробного мира» – «волосатый» медведь, способный настичь его повсюду. Остальные запоминаются постольку, поскольку с ними можно сосуществовать безбедно, подражая им, как волкам, например. От медведя можно укрыться лишь на вершине дерева или скалы, да не просто так, вскарабкавшись на дерево, так медведь достанет, а накопив в укрытии – шалаше или гнезде меж ветвей (то есть на «каменном небе») – большой запас крупных камней. Вот она, изначальная «ваджра-мьелльнир»! Камень! Тот самый, что за историю человеческую, или, вернее, предысторию, из поколения в поколение спасал миллионы человеческих жизней.

Добавим, что мотив медведя-змея, а потом змея совмещается с мотивом волоса-медведя не только через вредоносность, «подземность» и прочие черты, но и через орудие побития, то есть через камень, ибо змея (змею) тот же герой-громовержец побивает все тем же камнем, не рискуя к нему (к ней), как и к медведю, приблизиться. Нарисованная нами картина совершенно четко вписывается в общую картину мироустроения. Со временем камень превращался в каменный топор, «боевой топор» (вспомним название археологической культуры), в молот, «ваджру» и т. д. Но в основе всегда оставался самый обычный камень – только им и побивалось «чудовище». Даже изукрашенный и расцвеченный кельтский предводитель племен Дану по прозвищу Луг убивает кошмарно-чудовищного одноглазого Балора камнем, выпущенным из пращи. Заметьте, не мечом, не копьем, не трезубцем, а именно камнем. Закрепим лишь взаимосвязанную триаду: человек-волособорец, камнеметатель или его отец-защитник (так же как и прочие члены рода-племени) отождествляется с грозным молниеметателем отцом-небом, во всяком случае, делается попытка сравнения и уподобления, одновременно закрепляется в сознании существование промежуточного варианта – героя, богочеловека, заступника, не дающего олицетворению зла, «волосу-медведю», уже усложненному и обобщенному образу, одолеть человека. И одновременно, с нарастанием, идет обожествление самого «волоса» и поклонение ему как хранителю и накопителю, а стало быть, и покровителю.