«Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона. Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота

Ее величество милостиво разрешила вручить ей это предложение в гостиной после окончания приема, поскольку я имел честь обедать с императрицей и продолжал жить при дворе в каждодневном ожидании прибытия эскадры, которой я должен был командовать. Но этого не случилось до 29/4 [sic!] августа.

В тот же самый день [на самом деле 17/28 июля 1769 г.] после обеда императрица отправилась по суше в Ораниенбаум237 и оттуда с несколькими приближенными поднялась на свою яхту, чтобы посетить эскадру под командованием адмирала Спиридова перед ее отплытием. Эскадра теперь была готова к походу.

Я добрался до Кронштадта на одном из ботов великого князя как раз тогда, когда прибыла императрица. Я нашел ее с приближенными на борту адмиральского корабля «Св. Евстафий», где она полчаса ожидала, прежде чем появился адмирал, который слишком долго спал после обеда или слишком много выпил до него. Однако императрица, преисполненная доброжелательности и любезности, опустила это обстоятельство; через несколько минут они поднялись на квартердек, и императрица возложила на плечи адмирала Спиридова красную ленту ордена Св. Александра Невского, а капитаны этой эскадры Грейг238 и Барш239 были произведены в командоры бригадирского ранга240. Затем императрица вернулась в Ораниенбаум.

Я же отправился на корабли, которыми должен был командовать, и нашел полную разруху. На них снимали паруса. Казалось, что офицеры были угнетены необходимостью готовиться к выходу в море и представляли, что за ними послали только ради того, чтобы все размонтировать из‐за скорого наступления зимы. Этот сезон приближался, и большинство людей придерживалось мнения, что вторая эскадра не успеет подготовиться, особенно в связи с тем, что ее суда были в худшем положении, чем ежели бы они только что были спущены на воду; их теперь нужно было полностью разобрать, их амуницию и провизию сгрузить на берег, чтобы повалить их набок.

Мачты, реи, паруса, снасти, блоки, шлюпки, как говорили, были в хорошем состоянии, и для меня было естественно предполагать, что все это соответствует действительности, поскольку они должны были в течение трех недель быть готовы к выходу из Ревеля (где их снаряжали для летнего плавания), да и Адмиралтейство настаивало на том, что иначе и быть не может. Но первое обследование показало, что все было прогнившим и негодным. Однако еще большим несчастьем было то, что на складах не оказалось никаких запасных материалов. Трудно поверить, что в стране, которая снабжает пенькой всю Европу, на складе не нашлось и фунта пеньки, так что пришлось купить 30 тонн пеньки у наших [английских] купцов241. Не смог я найти и приемлемой снасти, чтобы можно было крепить даже купеческое судно242.

Задолго до того, как было повалено первое судно, я попросил несколько новых мачт, чтобы иметь их под рукой на случай аварии (ибо они поваливают судно за обе мачты). Если они не понадобятся, они останутся про запас. Но Адмиралтейство не прислушалось ни к каким предложениям, наоборот, первоприсутствующий в Адмиралтействе адмирал Мордвинов243 из ревности противодействовал всем моим приказам.

Не мог я также заставить моих капитанов исполнять их обязанности: из нежелания выходить в море в позднее время года они на все от меня требовали письменных приказаний, тогда как я не мог давать таких приказов по той причине, что данный мне секретарь очень плохо понимал по-английски и совсем не знал голландской морской терминологии, которую русские получили от голландских офицеров, нанятых еще Петром Великим244.

Пока разоружали суда и одно стали килевать, я отправился в Санкт-Петербург, чтобы подать жалобы на офицеров и на службы, с которыми приходилось иметь дело, а также добыть достаточное количество обшивочных гвоздей (а они используют гвозди размером от двух дюймов до штырей в 7 или 8 [дюймов] или длины в дюймах вдвое большей).

На третье утро после моего приезда в Санкт-Петербург личный секретарь императрицы генерал-майор Стрекалов245 сделал мне честь, почтив меня визитом, и выразил желание, чтобы я посетил ту часть дворца, на которую он мне укажет. Он велел спросить о нем у любого пажа и сообщил, что Ее императорское величество приказала ему привести меня в ее покои к 10 часам утра и захватить с собой моего секретаря. После представления Ее императорскому величеству, во время которого присутствовал только господин Стрекалов, а императрица была одета в простое домашнее платье246, императрица спросила меня, когда, по моему мнению, моя эскадра сможет уйти в плавание. Я ответил, что не думаю, что смогу отплыть в этом году, поскольку столкнулся со множеством отсрочек от государственных служб и особенно от Адмиралтейства, с медлительностью офицеров в исполнении их обязанностей, с нуждой в припасах, так что я стал терять всяческую надежду на скорое плаванье. Мои слова произвели впечатление, императрица внезапно переменилась. Она в ярости повернулась и приказала господину Стрекалову немедленно послать за главным адмиралом Адмиралтейства Мордвиновым247.