«Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона. Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота

«Не Тронь Меня». Спитхед. 23 декабря/3 января 1770 г.389

Его сиятельству графу Панину.

Monseigneur,

Я имею честь сообщить Вашему сиятельству, что после той большой удачи, которая позволила провести все корабли и суда через пролив Каттегат, я тешил себя надеждой, что более половины трудностей уже преодолены, но имел несчастье разлучиться со всем флотом и они, кажется, друг с другом. В ночь после того, как мы миновали Сконе, от нас разлучился транспорт «The Providence & Nancy», но я предполагаю, это было сделано намеренно. На следующий день мы увидели норвежские берега и стояли к западу всю ночь, но из‐за силы течения при свете дня мы оказались всего-то в расстоянии двух лиг от Сконе. Течение было на удивление столь сильным, что «Не Тронь Меня» не без труда мог бы вырулить, и поскольку ветер усиливался с северо-запада, я подумал, что лучше поискать безопасный порт, опасаясь, что нас потянет назад в коварный пролив Каттегат. Поэтому я приказал дать сигнал удаляться к Гётеборгу, но, когда мы были в трех лигах от порта в надежде оказаться в безопасности до темноты, ветер успокоился, что поставило нас в рискованную ситуацию из‐за течения и отсутствия якорных стоянок (anchoring ground). Но вскоре ветер подул от берега и унял наше беспокойство, мы прошли Сконе ночью.

На следующий день 12/23, так как ветер опять переменился, я попробовал достичь Флеккерёй в Норвегии. Я, соответственно, расправил паруса на «Не Тронь Меня» и взял лоцмана в надежде добраться туда до наступления ночи, но «Святослав» и «Африка» были так далеко за нами с подветренной стороны, что я отпустил лоцмана и приложил все усилия, чтобы собрать эскадру, все суда которой в 11 вечера еще были от меня недалеко, но с этого времени до двух ночи ветер менялся, пока не установился в северо-восточном секторе и дул со снегом. При свете дня я потерял из вида «Святослав», хотя с момента, когда ветер стал попутным, мы шли при зарифленных марселях. Это не удивило меня, так как командор Барш обычно днем держался неподалеку, но в течение ночи сильно отставал. Для лоцмана мистера Гордона было невозможно оставаться на палубе и днем, и ночью. Так что со стороны командора Барша это делалось намеренно. В то же время у нас было поднято так мало парусов, что кораблю было трудно лавировать, от того мы испытывали такую качку, что падали переборки моей каюты. Но поскольку на рассвете ветер усилился и оставался попутным, этот ветер (как бы того ни желал по своей лености командор) не дал ему возможности зайти в норвежский порт, так что он был вынужден двигаться вперед.

На следующий день фрегат «Африка» в полдень дал сигнал бедствия, но ветер менялся так часто, что только к семи вечера мы смогли подойти к нему и окликнуть (волна была слишком высокой, чтобы спускать шлюпку). С «Африки» сказали, что у них сломался румпель в оголовке руля, но они нашли на его место другой и были в состоянии следовать за нами. На следующий день продолжал дуть попутный ветер, мы увидели берег Ютландии, и в 11 ночи эскадра вся была впереди нас по сигналу, а я намеревался их так при попутном ветре и держать перед собой. Из-за того что ветер усиливался, мы зарифили и убрали все наши марсели и грот и на всю ночь оставались только с поднятым фоком. К двум часам ночи ветер усилился до штормового с густым снегом, и снег на кормовой галерее доходил до верхушек окон. Мы миновали «Саратов», у которого верхние паруса были подняты. Под утро мы услышали выстрелы как сигналы бедствия, на рассвете поняли, что это были «Саратов» с пинком «Св. Павел», только они и были видны, хотя в самом деле из‐за густого снега мы могли видеть не более полумили окрест. На «Саратове» продолжали палить, и, поскольку его паруса были порваны, они, вероятно, претерпевали большое бедствие, но не в наших силах было оказать им помощь, не подвергая опасности себя; и ни одна шлюпка не могла уцелеть в такую высокую и короткую волну. На «Саратове» марсель был поднят наполовину, но разорван, нижние прямые паруса разорванными свисали на снастях. Мы наблюдали за ними в этом положении до полудня, когда потеряли «Саратов» из вида390. Мы сократили паруса, убрав фок, но через палубу перекатывалось столько воды и наших неопытных моряков так мотало из стороны в сторону, что вскоре мы были вынуждены установить снова наш фок.

Через короткое время после этого мы потеряли из вида и «Св. Павел». Около полуночи шторм ослаб и ветер переменился на западный, прояснилось, и я надеялся увидеть часть эскадры, но утром не увидел ни одного из судов. Это стало несчастным ударом, так как я мало ожидал потерять их при попутном ветре в особенности потому, что мы держались вместе при противном ветре. С надеждой все-таки найти их я развернулся и пошел тем же курсом назад, уповая на возможность встретить их. Мы крейсировали с 14 до 16‐го и по ночам стреляли раз в час. 16‐го мы увидели «Африку» к юго-западу от нас, и так как этот фрегат шел самым последним в эскадре, я имел основания заключить, что остальные корабли уже прошли мимо меня. Я спросил офицеров с «Африки», знают ли они что-либо о других кораблях, но они ответили, что не видели их с того момента, как покинули Ютландию, они порвали брюканец391 и думали, что их хлеб и большая часть их сухой провизии испорчена.

Мы продолжали продвигаться под малыми парусами до того момента, как вышли на широту Ярмута, затем подтянули паруса, чтобы достичь Лоустофта, это и случилось на закате. Мы уменьшили паруса, когда [фрегат] «Африка» был чуть позади нас, и дали сигнал следовать нашим курсом. В 10 вечера мы увидели огни Лоустофта и поставили паруса, чтобы держаться подальше от мели; в три часа утра дали сигнал остановиться, но не увидели «Африки». В ожидании «Африки» мы дрейфовали слишком долго, и стало опасно, что нас отнесет к Фламандской гряде. Нас и в самом деле сносило в сторону мелководья, и это не на шутку нас обеспокоило, так как ветер был сильный. При свете дня мы подняли паруса, в 10 увидели церковь Кале, а в 3 пополудни оказались при Дувре. Здесь у меня появилась возможность отправить письмо его превосходительству господину Мусину-Пушкину, и в тот же день мы в безопасности добрались до Спитхеда, в одиночестве, без других судов моей эскадры.

Так как ветер был попутным, я пребывал в ежечасном ожидании новостей об их прибытии, учитывая, сколько времени я потерял в ожидании и в поисках этих судов. Мне очень жаль иметь случай сообщить Вашему сиятельству, что мои капитаны едва ли когда-либо подчинялись моим сигналам; если бы они это делали с самого отхода из Кронштадта, то по меньшей мере половины, а то и всех неприятностей, совершенно очевидно, можно бы было избежать. Конечно, некоторые допущения можно сделать для людей, не привыкших к чужим и бурным морям, к длинным ночам и приливным волнам, они не знали, как к этому привыкнуть, и ни офицеры, ни матросы не могли переносить сырой погоды. Матросы привыкли носить тонкие шерстяные перчатки, а это делает их изнеженными, так что, когда их посылают наверх на реи, их пальцы деревенеют от холода, и пользы от них мало, так что они с трудом могут самих себя спасти от падения за борт.

Я никогда не смогу дать более значительного подтверждения моему рвению служить Ее императорскому величеству, чем проведя «Не Тронь Меня» в столь опасное время года после рапортов о том, что корабль 14 раз ударялся о грунт и что его ветхость внушает офицерам и команде постоянные опасения, после их обвинений в моем безрассудстве. Однако, пользуясь тем, что мы находимся в месте, где можно осмотреть днище корабля и, если что-то обнаружится, для исправления корабль можно поставить в док. Здесь также нужно выполнить все работы конопатчиков и некоторую кузнечную работу, которая была упущена в Кронштадте. Прошу Ее императорское величество оказать мне честь увериться в том, что я сделал все, что в силах офицера, хотя ветер и прибой – два сильных врага, с которыми трудно иметь дело, однако я с уверенностью говорю, что не сдался ни на дюйм. Датчане, которые являются старейшими моряками севера Европы и думают, что они лучшие мореплаватели, чем русские, никогда не пробовали пройти к Дувру в это время года, они всегда обходят северным путем, и российскому флоту еще зачтется, что он прошел этот путь в декабре.

29 декабря 1769/9 января 1770 г. Поскольку ветер оставался попутным, я не отправлял зашифрованных писем в надежде дать Вашему сиятельству некоторые сведения об эскадре. Я имею удовлетворение сообщить Вам, что «Святослав» в Спитхеде, «Саратов», «Надежда» и пинк «Св. Павел» – при Дувре, и я их вскоре здесь ожидаю, «Африка» потерял свой руль при Нортсанд-Хед392 и с трудом и затратой средств добрался до Ширнесса для ремонта393. Транспорт «Providence & Nancy» прибыл в Ньюкасл.

Я имел честь получить письмо Вашего сиятельства от 20 ноября с курьером, письмо наполнило меня глубочайшим чувством благодарности за высокую честь получения новых знаков одобрения от Ее императорского величества. Так как я хочу использовать того же курьера, чтобы отправить это послание в Лондон, я вынужден завершить послание и просить Ваше сиятельство уверить императрицу, что я продолжу свою службу с величайшим усердием, прилагая все свои худые способности. Таким образом, как только мое разбежавшееся стадо [scattered flock; слово «эскадра» зачеркнуто] соберется вместе, я почту за честь сообщить Ее величеству о своих намерениях. Что касается моего настоящего положения, то я пока не могу предложить никакого плана. Я имею честь оставаться

Д. Э.

Его превосходительству господину [Мусину-]Пушкину

«Не Тронь Меня», Спитхед, 29 декабря 1769/9 января 1770 г.

С тем же курьером, с которым я получил пакет Вашего превосходительства, я получил пакет также от его сиятельства монсиньора графа Панина. Поэтому я прошу Вас сделать мне честь отправить приложенное письмо в Санкт-Петербург, так как оно зашифровано, я оставляю на мнение Вашего превосходительства, послать его по почте или курьером, хотя я того мнения, что Ее императорское величество должна ознакомиться как можно скорее с тем, в каком состоянии находится ее эскадра, отправленная под моим командованием. Все говорит за то, что я тем не менее не смогу отправиться [в поход] до возращения экспресса.

Я не смогу отсюда отбыть, пока не введу «Святослав» и «Не Тронь Меня» в гавань и не определю людей на работы. У меня также есть весьма важный проект использовать признанное негодным судно «Северный Орел», а также план понижения «Святослава», но это трудно объяснить на письме. Если Ваше превосходительство сможет выделить время и окажет мне честь прибыть в Портсмут, это даст мне большое удовольствие и удовлетворение, но если нет, как только корабли войдут в порт, я буду иметь честь сам навестить Ваше превосходительство.

Пакет из Петербурга, который Ваше превосходительство переслали, принес мне высочайшее удовлетворение, так как в нем содержались новые знаки одобрения от Ее императорского величества394, выраженные в самом значительном тоне.

Имею честь оставаться Вашего превосходительства

Д. Э.

«Не Тронь Меня». Спитхед. 29 декабря 1769/9 января 1770 г.

Его превосходительству Мусину-Пушкину.

Я имел честь получить письмо Вашего превосходительства от 5‐го числа настоящего месяца и ожидал, поскольку ветер попутный, прибытия трех кораблей, которые были в Дувре. Что же касается «Африки», этот фрегат должен отправиться в Ширнесс или по реке Медуэй на ремонт и в док, так как он потерял свой руль. Относительно капитана «Саратова», сообщающего, что у них 108 дюймов воды, я считаю, что это случилось не из‐за течи, а потому что вовремя не работали помпы или правильно не откачивалась вода. Течь на нем происходит от некачественной обшивки корабля и из‐за плохой работы конопатчиков.

Я сожалею, что Ваше превосходительство дали капитану этого корабля повод остаться в Даунсе, так как я уверен, что он никогда и не предложит оттуда уйти, если его корабль в таком плохом состоянии, как он его представил. Но совершенно невозможно, чтобы он ремонтировался в Даунсе, так как, являясь старшим офицером, капитан может воспользоваться положением, чтобы задержать и другие суда. Даунс в это время года не является местом безопасным, особенно для людей, которые не понимают, как правильно управлять кораблем там, где есть приливы и отливы. Да и вероятность попутного ветра не стоит упускать*.

[На поле приписано:] *Я получил разрешение войти в гавань, но не могу этого сделать, пока «Европа» не выйдет в Спитхед. NB! «Европа» была одним из кораблей эскадры адмирала Спиридова, корабль получил повреждения, входя в Спитхед, и его принуждены были поставить в док. Контр-адмирал Елманов должен был вернуться на «Северном Орле», но тот был признан негодным*.

Со вчерашней почтой я отправил приказ капитану «Саратова» без всякого промедления продолжить движение в Спитхед с кораблями, находящимися при нем.

Я буду нуждаться в разной провизии на три месяца, я здесь заключу контракты на ее поставку по самой низкой цене, на какую договорюсь.

Прошу разрешения сообщить Вашему превосходительству, что ни я, ни русские офицеры не получили никаких воинских почестей ни от гарнизона, ни от доков. Я надеюсь, что Ваше превосходительство сделает относительно этого некоторые запросы, так как мы всегда получали салютацией такие знаки, когда были в Дании. Поэтому я почитаю своим долгом настаивать на каждом знаке уважения к офицерам Ее императорского величества в возможном объеме.

Имею честь оставаться и проч. Д. Э.