Русская весна

После трех "киров" он с этим более или менее справился, опустив все, что касалось русской матери, сестры, поступающей в Гагаринский институт, и, конечно, истинных причин отъезда отца из Америки. Зато пересказал подробности парижской ночной жизни и поездок на Лазурный берег, упомянув и общение с изощренными француженками.

– Что же ты делаешь в старой, скучной Калифорнии?

К этому времени они были совсем тепленькие и Эйлин голой рукой обнимала его за плечо.

– Я поступлю в американский университет. В Лос-Анджелес или Беркли, еще не решил.

– Ну ты даешь! Конечно, в Беркли! – воскликнула Эйлин. – К черту Л-А! Я там выросла и лето провожу там у родителей. Тамошние парни – это шайка гринго, ты там всех возненавидишь!

– Ну…

– Слушай, а ты не хочешь накормить меня обедом и послушать обо мне?

– Конечно, – ответил Бобби.

– Колоссально! А вот тебе задаток. – Тут Бобби получил такой поцелуй, что воспалился окончательно.

Они отправились в китайский ресторан, и там за свининой му шу, омаром в черном бобовом соусе и яйцами фу юнг Эйлин взяла разговор на себя. При этом она ловко управлялась одной рукой с палочками для еды, а другой под столом держала Бобби за бедро.

У родителей Эйлин Спэрроу свой дом в Беверли-Хиллз, а сейчас отец, агент по продаже недвижимости, хочет приобрести участок в Нижней Калифорнии. Возможно, скоро так разбогатеют, что переберутся куда получше. Из этого, конечно, не следует, что она сама – гринго. Родителей ведь не выбирают, так? Она поступила в прошлом году в Беркли и сейчас специализируется по английскому языку. Она там сошлась с красными, они не шовинисты-гринго, и настоящий француз из Парижа, особенно если он тоже немножко американец, им очень понравится. Она едет в Беркли в следующий понедельник, а до этого Бобби может пожить в комнате Тода – брат сейчас в армии… А маме с папой они скажут, что Бобби ее однокурсник, и ради всего святого, чтоб он не ляпнул, что был в Европе: папаша ненавидит европешек. И надо обязательно надеть «доджера», папа обожает тип-топ, экстра-класс…

– Отлично! – сказала она за миндальным печеньем. – Давай плати, а то нас не выпустят, и пойдем ко мне, хватит!

Бобби еще не встречал такой девушки и никогда не мечтал о такой девушке, чтобы она сама заплатила за выпивку, сама познакомилась и сама потащила его к себе.

Комната, кстати, была самая обычная – телевизор, шкаф, два ночника и водяная кровать, но Бобби не воспринимал обстановки. Он ошалел, возбуждение достигло болезненного предела, и, казалось, сейчас все у него лопнет.

Едва закрыв дверь, они свалились на кровать, и вскоре Бобби осознал, как неправдоподобно, восхитительно происходящее, он хотел, чтобы это длилось вечно.

– Неплохо, – одобрила и Эйлин. – Можно бы чуть подольше, но для начала неплохо…

Любовью на разные лады они занимались довольно долго. Бобби чувствовал себя хоть и расслабленным, но мужественным и готовым на большее. Лежал рядом с ней, сонный и довольный, и вдруг рассмеялся.

– Ты что, Бобби?

– Я подумал, – ответил он, – что в Париже всегда мечтал поехать в Штаты и узнать, что такое быть настоящим американцем. И вот я здесь, и чему я учусь?

– Ух, какой ты лапушка! – взвизгнула Эйлин. – В Беркли тебя полюбят, лягушонок-гринго!