Русская весна

Большинство студентов относили себя к еврорусским, о членах "Матери-России" презрительно отзывались как о мужиках, "медведях" или еще хуже, а легкий французский акцент Франи считали особым шиком, но было и множество других людей, превращавших ее жизнь из-за этого акцента в сущий ад.

– Пожалуйста, по-русски, Франя Юрьевна, – говорили они, давая понять, что не разобрали ее абсолютно правильного ответа, заставляя без конца повторять одну и ту же фразу, пока чистота произношения их не удовлетворяла.

Положение еврорусской репатриантки с легким французским акцентом было само по себе достаточно невыгодным, но когда выяснилось, что ее отец – американец, официальная забота о чистоте русского языка уступила место открытой враждебности, которую стали разделять и многие из сокурсников. Если же принять во внимание, что окончательные оценки выставлялись с учетом сугубо субъективных представлений об "общественной работе" студента, то легко понять: все знания и старания Франи оказались напрасны. "Медведи" и реакционеры из числа преподавателей добились того, что набранные ею баллы еле-еле превысили средний уровень. Хуже всего было то, что зачисление в отряд космонавтов в значительной мере зависело от анкетных данных, и Франя это знала. Горькая ирония заключалась в том, что она подвергалась дискриминации как американка, и в это же время у матери в Париже, судя по письмам, начались неприятности из-за сына Бобби, "эгоиста", решившего наперекор всем учиться в США. После знаменитого биржевого бума мать должны были назначить по меньшей мере главой отдела, но тут, как назло, Штаты вторглись в Мексику, а Бобби остался в Штатах, и вместо назначения ее решили заслушать по партийной линии. Только вмешательство доброго старого друга Ильи Пашикова позволило матери сохранить партбилет и остаться на нынешней должности заместителя заведующего.

И все же, хотя отец-американец стал для нее причиной бесконечных страданий, Франя любила его. В свое время он покинул Америку в погоне за мечтой о космосе, но в глазах европейцев все равно оставался американцем, из-за чего сейчас его отодвигали на второй план, а у Франи по той же причине грабительски отнимали возможность попасть в отряд космонавтов.

Ко времени окончания первого курса Франс стало совершенно ясно, что, как бы она ни лезла из кожи, дорога в космонавты для нее заказана. Поэтому, отправляясь на лето в Париж, она всерьез подумывала о том, чтобы бросить университет.

Вот уже две недели Франя бесцельно бродила по Парижу, размышляя над своими проблемами. Посвятить в них родителей она не решалась, предугадывая очередную антирусскую тираду отца и неизбежную после этого ссору. Она поймала себя на том, что скучает по своему спартанскому общежитию в Гагаринском, где, по крайней мере, некогда было грустить. Ощутив ностальгию по этой обители скорби, она поняла, что нужно немедленно уехать. Куда – не важно, но уехать срочно. На Средиземное ли, на Черное море – все равно, лишь бы была возможность целыми днями беспечно валяться на пляже, а ночью предаваться ни к чему не обязывающему сексу, лишь бы подумать в спокойной обстановке, как провести остаток жизни.

Несколько дней Франя набиралась мужества, чтобы обрушить новость на родителей. И вот однажды вечером, когда антрекот по-беарнски удался на славу, бордо подали восхитительное, словом, весь обед прошел на редкость удачно и наступил черед отменного кофе с шоколадным печеньем, она рискнула:

– Я думаю, будет неплохо съездить куда-нибудь к морю – отдохнуть, подумать… А на обратном пути в Гагаринский я заеду на недельку в Париж… если поеду обратно…

– Если поедешь обратно? – переспросила мать. – Значит, все эти разговоры о том, чтобы бросить учебу, были всерьез? А как же твои успехи в течение года? Или ты все-таки не успеваешь?

– Мама, я тебе тысячу раз говорила: стараюсь со страшной силой, но – все бесполезно: политика!

– Ты уверена, что это не предлог для самой себя?

– Предлог?! Ну ты даешь! – в отчаянии воскликнула Франя. – Я никогда не увиливала от тяжелой работы.

– Да, но…

– Оставь ее, Соня, – вмешался отец. – Ты сама знаешь, что она всегда была отличницей!

– Значит, ты, Джерри Рид, советуешь своей дочери бросить все, ради чего она так старалась?

– Я советую тебе не винить Франю в том, что творят эти чертовы русские!

– Папа, прошу тебя, – застонала Франя.

– Я не говорю, чтобы ты все бросила, дочь. – Он повернулся к матери. – Я сказал, Соня, только одно. Несправедливо обвинять Франю в лени, когда хорошо известно, какая чертовщина творится в России. Вот что я сказал!

– Принято к сведению, – сухо сказала мать. – Иногда ты бываешь прав.

– Я всегда бываю прав, Соня. Вначале они поступили так со мной, сейчас…

– Достаточно, Джерри! Вопрос в том, что теперь делать.

– А что мы можем сделать? – горько отозвался отец.