Русская весна

Постепенно Сара заняла все его мысли. Бобби потерял интерес к другим девушкам и с головой погрузился в избирательную кампанию Вольфовица. Во всяком случае, демонстрировал это в присутствии Сары. Он дежурил на телефонах, стараясь быть к ней поближе, запечатывал конверты, считал квитанции, писал письма и вообще всячески выказывал свою приверженность Отчаянному Поступку.

…Победить Вольфовиц не мог. На предварительных выборах он набрал процентов десять голосов, и особых надежд на лучшее не было. Но сама кампания, ее суета, напряжение и кипящая атмосфера, даже демонстрации шовинистов у дома, угрозы взрывов, оскорбления по телефону, фальшивые сообщения в прессе – все это действовало, поддерживало ощущение безнадежного, но благородного приключения.

Однажды утром, когда Бобби оказался за чашкой кофе вдвоем с Вольфовицем, он поделился с ним своими личными проблемами.

– Объясни мне – чего я не знаю, Нат. Скажи, зачем она так?

Вольфовиц улыбнулся, пожал плечами.

– Этого ты не узнаешь, пока не увидишь все ее карты, прости за сравнение.

– А когда я их увижу?

– В конце игры, естественно. Если только не сдашься первый – тогда ничего не узнаешь никогда. Жизнь как карты, малыш: чтобы узнать, надо заплатить. Этого, похоже, она и добивается.

– Господи, Нат, что я должен сделать?

– Это зависит от того, что за карты у тебя на руках… Разыгрывай партию или выходи из игры.

– И это все, что может посоветовать американский Горбачев?

– Ну, еще, – задумчиво сказал Вольфовиц, – еще ты можешь попробовать пойти с последнего козыря. Подумай и об этом, малыш!

Через несколько дней, когда они с Сарой доедали на кухне пиццу, его вдруг осенило. Ведь все совершенно ясно! Какой самый отчаянный ход в его ситуации? Открыть свои карты – взять да и сказать ей все, что он чувствует! Если он не хочет выходить из игры, иного выхода у него просто нет.

– Э… Давай выйдем на веранду, Сара, – предложил он. – Я бы хотел кое о чем поговорить наедине.

– По поводу кампании?

– Э… да, в некотором роде.

Они вышли на скрипучее крыльцо, именуемое верандой. На другой стороне улицы гринго выставили пикеты, взад и вперед маршировали люди с лозунгами:

"ЕВРОПУ В ЖОПУ", "ДОЛОЙ КОММУНИСТОВ"

и "ВОЛЬФОВИЦ – ПРЕДАТЕЛЬ".

Двое усталых полицейских стояли у натянутой веревки – "ограничительной линии". Обстановка оказалась не очень романтичной, но отступать было уже поздно.

– Что случилось, Бобби? – спросила Сара, дожевывая пиццу.

Бобби глубоко вдохнул и почувствовал, как в животе у него холодеет. А, черт с ним!

– Я очень хочу спать с тобой, Сара, – брякнул он. – Ты, наверное, это заметила.

Она даже не посмотрела на него. Откусила еще кусочек пиццы, съела.

– Заметила.

– Ну и…

– Что "ну и"? – Она теперь глядела ему в глаза, но лицо ее оставалось непроницаемым. – Это очень серьезно для меня, Бобби! И надо, чтобы ты честно ответил самому себе – почему тебе этого хочется.

Бобби вздохнул.

– Я даже не знаю, как это правильно объяснить… Просто с тобой я, кажется, становлюсь другим. По-другому поступаю, по-другому думаю…

Сара улыбнулась и спокойно спросила:

– Тебе это нравится?

– Конечно, нравится, – откликнулся Бобби. – Но я не могу сказать, что я в восторге от того, что происходит сейчас!

Сара рассмеялась и вдруг стала снова серьезной.

– Ты любишь меня?

Бобби застыл, утратив дар речи. Никто никогда не задавал ему таких вопросов.

– А ты любишь меня? – только и смог он сказать.

– Я первая спросила.

Бобби пожал плечами. Вздохнул, уставился на свои башмаки. Она наклонилась к нему и прижалась губами к его губам. Пикетчики на другой стороне улицы заржали. Теперь это уже не имело для Бобби никакого значения.

В далеком Беркли, давно известном левыми клоунадами, кандидат в конгрессмены Натан Вольфовиц потешает публику. Помощник преподавателя истории в университете и известный крутой картежник ратует за вступление Америки в Объединенную Европу. Он открыто заявляет, что основной источник финансирования его кампании – выигрыши в покер.

– А почему бы нет? – говорит новоявленный «американский Горбачев». – По крайней мере, у меня нет под столом крапленой колоды, чего нельзя сказать о демократах и республиканцах, судя по тому, как они поступают с американским народом!

"Тайм" – "Пипл"

В половине первого ночи они пришли в комнату Бобби. Он так долго представлял себе этот момент, что теперь был совершенно без сил. Они сели на край кровати и молча смотрели друг на друга – как им показалось, целую вечность.

– Странно как-то, – сумел наконец проговорить Бобби.

– Угу.

– Ну и?