Русская весна

Джерри вздохнул. Все верно. Да и что ему делать теперь в Штатах? Даже если бы ничего не произошло, пришлось бы ишачить до конца дней на эти идиотские военные программы. А здесь, в Европе, у него есть и любовь, и надежда, и настоящая работа.

– Но если я останусь, я предам свою страну!

Соня обошла кресло и остановилась перед ним, уперев руки в бока и чуть покачиваясь от выпитого. Глаза ее горели – не только от водки.

– Предашь что? – громко спросила она. – "Космокрепость", программу, которая уничтожила твою мечту и сломала жизнь твоего друга? Страну, которая не позволяет тебе искать другие возможности? Не разрешает тебе остаться с любимой женщиной? Которая требует, чтобы ты отдал все, и ничего не дает взамен? Кто кого предает, Джерри?

– Теперь ты заговорила как русская коммунистка! – выкрикнул Джерри.

– Да, я дитя Русской Весны! – гордо заявила Соня. – И мы, русские, наконец-то поняли то, что вы, американцы, понимали когда-то лучше всех на свете и забыли: страна процветает только тогда, когда у ее граждан не отнимают возможность следовать зову сердца!

Она стояла перед ним, женщина, которую он полюбил, которая любила его как никакая другая раньше, а водка или не водка сделала ее такой раскрасневшейся, взволнованной, рассерженной и совершенно бесподобной – не так уж и важно. В эту минуту он бы все отдал ради нее. И пошел бы за ней хоть на край света. Больше всего ему хотелось прижать ее к себе и никогда-никогда не отпускать.

Но прежде чем он успел это сделать, Соня опустилась перед ним на колени, и пальцы ее нащупали молнию на брюках.

– Не вздумай бросить меня из-за какой-то пустой болтовни и глупой политики, милый, – говорила она, разбираясь с его одеждой.

Затем она без слов, но весьма наглядно показала Джерри, от чего, помимо космической программы, ему пришлось бы отказаться из-за своего патриотизма. Когда после долгих ласк Джерри наконец разрядился, он уже понимал, что всему должен быть предел. Не вправе страна требовать от человека так много, и его страна этот предел давно уже перешла, не предложив взамен ничего.

После они выпили еще по рюмке, и Соня, собравшись с духом, рассказала о визите Панкова и о том, что ей теперь не нужно возвращаться в понедельник в Брюссель. К этому времени она основательно набралась, и мысль о каких-то секретах от Джерри казалась ей совершенно кощунственной.

– Выходит, все твои доводы о велениях сердца пустая болтовня! – заорал пьяным голосом Джерри. – И ты в самом деле работаешь на КГБ!

Соня встала, пошатываясь.

– Я просто тебя люблю, вот и все! – выкрикнула она ему в лицо. – И хочу, чтобы ты остался со мной! И к этой самой матери КГБ! И ЦРУ – к матери! Туда же всю политику! Соня Гагарина следует только зову своей души!

Она посмотрела на своего Джерри, все еще сидящего с расстегнутыми брюками, и никогда он не казался ей таким близким.

– Разве я виновата, что веление моей души так удачно совпадало с долгосрочными планами рабочих, крестьян и космических фанатиков? – спросила она и расхохоталась.

Джерри взглянул на нее, на свою расхристанную одежду и тоже не удержался от смеха.

– М-да, однако, если я – орудие империализма и прислужник крупного капитала, придется потребовать, чтобы рабочие и крестьяне слегка подсластили сделку.

– Что это ты задумал?

Джерри с трудом поднялся на ноги и объявил:

– Если твоему начальству в "Красной Звезде" так неймется, пусть переводят тебя ко мне в Париж, или ты скажешь им, что я отказываюсь!

– У-у-у, Джерри, я и не знала, что ты такой интриган! – Соня взвизгнула от восторга. – А почему бы мне не выбить из них заодно еще и повышение, и интересную работу, и чтобы Осьминог не лапал меня за зад!

– Вот за это и выпьем! – провозгласил Джерри и потянулся к бутылке.

Однако не дотянулся. Вместо этого они оба как-то удачно повалились на кровать, обнялись и мгновенно заснули.