Русская война. 1854

— И что делать? — теперь оба ефрейтора смотрели на меня уже без сомнения, а с интересом.

— Будем учиться брать окопы. И прямые, как у врага, и с поворотами, как у нас. Есть у меня несколько идей, которые надо будет опробовать на практике, и если сработают, то и до настоящих врагов дело дойдет. Помните, как говорил Суворов? Тяжело в учении, легко в бою.

Отсылка к легендарному фельдмаршалу окончательно настроила ефрейторов на боевой лад. Можно было их оставлять, а завтра заодно посмотрю, насколько они смогли передать этот настрой солдатам. Если получится, буду иметь их в виду на повышение, ну а нет — ничего страшного. На своем месте они и сейчас более чем хороши.

После этого я проводил тренировочный отряд на штурмовую площадку, под которую выбрал поле недалеко от будущего госпиталя. Пирогов его еще не построил, но относительно безопасное место, на которое его перенесут, я помнил и вот взял в оборот. Заодно и до дома отсюда было не очень далеко. Перекусив с солдатами, я как раз этим и воспользовался: добежал до квартиры минут за двадцать и тут же засел за бумаги.

Пора было собирать в кучу вчерашние идеи про воздушный шар. Отсеять явные глупости, отложить то, что не получится сделать за отведенное мне время, а потом попробовать сложить оставшееся в единое целое.

* * *

В горле булькает виски, а я улыбаюсь, будто дурак, глядя на болтающуюся под потолком странную серую конструкцию. Как оказалось, когда я задумал покорить небо, то не учел и половины проблем, которые меня ждали. И, слава богу, рядом оказался Эдуард Иванович… Тотлебен заглянул в мастерские, куда мне привезли несколько корабельных парусов.

Когда я их просил, то ожидал, что это будет легкая белая ткань, в реальности же меня ждало что-то серое и неподъемное. Как оказалось, для защиты от влаги и для крепости их чем-то пропитывали, и это рушило все планы на корню. Эдуард Иванович мигом понял, в чем проблема, и мне притащили ткань из его собственных запасов. После этого две специально приглашенные швеи быстренько ее раскроили и сделали около пяти маленьких шаров, на которых я собирался экспериментировать.

Первый вопрос, что необходимо было решить — выходящий сквозь ткань воздух. Мы попробовали просто покрасить шар, и сразу стало гораздо лучше. С лаком ситуация продвинулась вперед еще больше — слой вышел более гибким и крепким. Единственное, при складывании такого шара появлялись трещины и заломы, со временем они еще сильнее расходились и… Я быстро провел около сотни сгибаний-разгибаний, снова набрал воздух, и стало очевидно, что он совсем не думает держаться.

— Можно хранить шар надутым, — предложил Тотлебен.

— Это же прототип, реальный будет раз в десять-двадцать больше. Надутым он четверть корабля займет.

— А если красить перед вылетом?

— Может сработать, — обрадовался я.

— А парафиновая пропитка, которую используют для дождевых плащей, вам не подойдет? — одна из швей, услышавшая часть разговора, предложила неожиданное решение.

Тотлебен послал адъютанта за пропиткой, и через полчаса мы уже смогли получить ткань, которая уверенно удерживала воздух и никакие сдувания-надувания на нее особо не влияли. Тем не менее, запасную банку с пропиткой мы заложили в комплект к каждому шару и перешли к проектированию гондолы.

Сначала Тотлебен вообще не видел смысла что-то менять в классической корзине.

— А если так? — я несколько раз открыл и закрыл дверь, чтобы потоки воздуха пошвыряли наш шар из стороны в сторону. — А теперь представьте корабль, который идет на восьми, а то и на двенадцати узлах. Это же не только скорость, это потоки ветра, которые нельзя не учитывать.

— Самое простое — не летать в сильный ветер, — Эдуард Иванович не спорил, а просто последовательно прорабатывал все возможные аргументы. — Ведь зачем нам шар? Для разведки. А если ветер сильный, то парусники и так смогут уйти.

— В идеале нужно, чтобы они не просто могли уйти, а полностью контролировали море, выбирая, с кем сталкиваться, а с кем нет. Тем более, а что, если ветер будет в сторону суши? Так ведь и зажать могут.

— Принято, — кивнул Тотлебен, явно довольный течением разговора. — Тогда берем за данность, что наш шар должен летать в любую погоду.

— Для этого нам нужна устойчивость к встречным потокам воздуха, потому что корабль будет тянуть его вперед. Низкая парусность… — мысли понеслись вскачь. — И нам вообще не нужен шар!

Я разом перепрыгнул от обычных форм к сигарообразным, выдав швеям новое техзадание.

— Что это? — Тотлебен с интересом принялся изучать новую набрасываемую мной схему.

— Шар в форме сигары. Канат, который будет тянуть его за кораблем, закрепим на носу, и так его почти не будет шатать.

— Тогда не на носу, а ниже. Если сила будет прикладываться под углом около шестидесяти градусов… — Тотлебен замолчал, набросав рядом с моим рисунком пару формул и отметив точку крепления чуть ниже центра. — Только корзина мешается.

— Ее не будет! — теперь уже снова я взялся за ручку. — Так как нам важно не самим взлететь, а следовать за кораблем, то придадим нашему изобретению аэродинамическую форму.