Русская война. 1854

Я пожал руку довольному ефрейтору, а потом попросил старшего наблюдателя, роль которого сегодня играл капитан-лейтенант Ильинский, объявить счет.

— Десять защитников уничтожены полностью, — тот улыбнулся. Быть судьей капитану понравилось.

— Атакующие?

— Из тридцати человек семь выведены из боя гранатами, пятеро условно безвозвратно, двое — ранены. Еще шесть человек убиты пулями, один — штыками.

— То есть почти половина отряда полегла? — погромче повторил я, и улыбки на лицах Игнатьева и его команды начали тухнуть.

— Ваше благородие, — губы ефрейтора дрогнули от обиды. — Взять укрепление с такими малыми потерями посчитал бы за честь любой отряд императорской армии. И это при том, что вы разрешили использовать нам всего двадцать ядер.

— Которые не убили вообще никого, — отметил я. — А успех был достигнут за счет выведенной во фланг команды снайперов. Дмитрий Васильевич, сколько убили стрелки?

— Четверых, — тут же ответил Ильинский.

— Четверых! Почти половину моего отряда без всякого риска для себя! Просто за счет маневра! Так скажите мне, ефрейтор, нужны ли были остальные потери? Зачем переть в лоб вместо того, чтобы использовать прием, который может принести чистую победу?

— При осаде Севастополя вывести такие команды не получится, — упрямо поджал губы солдат. — И мы не боимся смерти.

— Зря, — я успокоился. — Каждая жизнь, что мы сохраним в этой войне, потом поможет нашей стране добиться новых огромных высот. Каждая! Так берегите друг друга. Если не будет выхода, я посчитаю за честь умереть рядом с такими героями, но, если он есть, берегите друг друга! Потому что боевое братство — это не только храбрость, но и верность…

— Друг другу, — закончил за меня Игнатьев.

— Ваше благородие, — Ильинский нарушил повисшую паузу, — и все же, твой ефрейтор правильно сказал, хитрый маневр возможен в поле, а что делать, когда враг уже окопался и прикрыл фланги? Не атаковать и ждать чуда?

— А вот здесь, ваше благородие, — в тон ответил я, — нужны уже мозги командиров, чтобы создать эту самую возможность для атаки. Чтобы погубить солдат, много ума не нужно, а вот чтобы сохранить, иногда приходится попотеть. Слушайте команду, ефрейтор! Десять минут отдыха, а потом повторяем, поменявшись сторонами.

— Так точно! Кого передать в атакующую команду?

— Никого не надо. Попробуем проверить мою новую тактику и посмотрим, хватит ли ее, чтобы десять человек смогли победить тридцать.

— В защите? — с сомнением переспросил Ильинский.

— В атаке, — уточнил я. — Десять атакует, тридцать защищается. И я планирую победить.

— Мы не будем поддаваться, — нахмурился Игнатьев.

— Если только попробуете, лишу вас вечерней чарки, — так же нахмурился я.

И мы разошлись. Игнатьев взялся накручивать свой отряд, я же дождался, пока они скроются в окопе, отвел наших за позицию артиллерии и принялся инструктировать.

* * *

Анна Алексеевна была в ярости. Такой, какую в последний раз испытывала лишь когда батюшка собрался выдать ее замуж за старого графа Брасова. Подумать только — ему было аж тридцать восемь! Впрочем, даже в этом имелся хоть какой-то смысл, а сейчас… Все началось еще вчера, когда в госпиталь привели несколько солдат в форме Владимирского полка с сильнейшими гематомами, а у одного так и вовсе куска уха не было.

Тогда она промолчала: мало ли что бывает. Даже не стала спорить с Юлией Вильгельмовной, когда та начала рассуждать, что, кажется, их командир уж слишком сильно распускает руки. Анна знала, что ее коллега по тяжелой работе в госпитале не очень любит нового штабс-капитана Щербачева, и поэтому постаралась не обращать внимание на ее слова. Ну не мог молодой человек, о котором пишут в английских газетах, так обращаться со своими солдатами.

Но сегодня поступили новые раненые. Опять гематомы, причем у некоторых они накладывались друг на друга, сливаясь в причудливых узорах. И больше Анна терпеть этого не собиралась. Была сначала мысль отправиться сразу к представителю третьего отделения, чтобы тот разобрался с этой Салтычихой в мужском платье, но потом девушка решила сначала сама высказать свое мнение распускающему руки офицеру.

Попросив доктора Христиана Людвига Гейнриха ее отпустить, она набралась наглости и предупредила, что заберет одну из свободных повозок. Доктор заинтересовался, что же случилось, а когда Анна рассказала о своем открытии, то решил съездить и во всем разобраться вместе с ней.

— Понимаете, Анна Алексеевна, — пояснил он, — мне молодой штабс-капитан Щербачев показался очень приличным человеком. Причем не только как военный. Вчера он приходил ко мне в ночи и рассказал об открытии, которое может перевернуть мир медицины. А заодно и тысячи жизней спасти.

— Это не повод распускать руки. В наше-то время! — Анна поджала губы. Кажется, доктор может оказаться совсем не ее союзником. Впрочем, вдруг еще получится удержать его на своей стороне. — Вы знаете, Людвиг, что ответил царь, когда Александр Христофорович Бенкендорф подошел к нему с предложением создать третье отделение канцелярии?