Русская война. 1854

— Явно согласием, учитывая, что сейчас вашему отцу есть что возглавлять, — улыбнулся доктор.

— Это так, — кивнула Анна, досадуя на себя, что не сумела сразу правильно подобрать слова. — А потом Александр Христофорович спросил, какие будут высочайшие пожелания по тому, как должно это третье отделение работать. Тогда Николай протянул Бенкендорфу свой белый платок и сказал: «Держите, чтобы вытирать слезы нашего многострадального народа».

— Красивая легенда.

— Это правда, кому как не мне это знать, — твердо ответила Анна. — И более того, все это время и дядя Александр, и мой отец, прежде всего, занимались тем, что защищали русский народ от врагов, внутренних и внешних. И первые, скажу я вам, порой гораздо хуже.

— Значит, вы готовы растоптать штабс-капитана, если он окажется врагом?

— Сама или с помощью отца… Да! И ничуть не стесняюсь этого!

В этот момент их экипаж доехал до холма, с которого открывался вид на тренировочный полигон, о котором говорили покалеченные солдаты. В глаза бросилась избитая взрывами земля, изготовленные к выстрелу пушки и две группы солдат. Одна, побольше, сидела в окопе, прижавшись к одному из его краев, другая готовилась к атаке возле орудий.

— Что они делают? — удивленно спросила Анна.

— Кажется, это потешный бой. Вроде тех, что устраивал Петр Великий для своих первых полков, — доктор Гейнрих тоже был растерян.

А потом пушки загрохотали, выпуская самые настоящие ядра. Врач и девушка вздрогнули, но даже не от этих столь неожиданных не в сражении звуков, а от того, что прямо под ними один из отрядов пошел вперед.

— Там штабс-капитан Щербачев! Во главе этого отряда! — выдохнула Анна.

Доктор промолчал, приглядываясь к странной одежде, в которую вместо стандартной формы была закутана эта группа. Горские бурки?.. В этот момент выглянувший из окопа солдат заметил наступающих, и опять, все так же под ядрами, защищающиеся высунули винтовки. Взвились облачка дыма.

— Они стреляют! Стреляют друг в друга! — Анна не понимала, что происходит.

— Попаданий нет! — стоящий чуть в стороне морской офицер громко прокричал, отмечая, что нападающие сумели, судя по всему, залечь за мгновение до залпа.

А потом Щербачев выхватил из-за спины ракету и разрядил ее в небо над окопом. На мгновение словно все замерло, и атакующие, и защитники повернули головы в сторону летящего вверх снаряда.

— Вспышка! — неожиданно заорал Щербачев.

Анна успела заметить, как все его солдаты отвернулись в сторону, и в этот момент ракета зависла на вылетевшем парашюте[1] прямо над окопом и разорвалась на части, засияв, словно маленькое солнце. Девушке показалось, что она ослепла, но через пару секунд зрение все же начало возвращаться. Вовремя! Она как раз увидела, что отряд Щербачева безмолвными тенями долетел до окопа и только тут, разразившись громовым «ура», выстрелил по противнику, а потом взял его в штыки.

Несколько мгновений крика и матов, а потом все тот же морской офицер громко объявил конец тренировки. Тренировки? Анна с удивлением смотрела, как еще недавно участвовавшие в ожесточенной перестрелке солдаты обнимаются, шутят и помогают товарищам выбраться из окопа. Потом они зачем-то ощупали друг друга и начали собираться в стороне, строясь в две ровные линии.

— Думаю, наше появление заметили, и будет невежливо не подойти, — сказал Гейнрих и тут же поспешил вперед. Анна хотела было возмутиться, но потом поняла, что ей и самой очень интересно, что же тут происходит. Тем более, кажется, появление синяков на солдатах имеет все же более таинственную причину, чем ей казалось раньше.

Впрочем, даже тренировки — это не повод рисковать здоровьем солдат в обычной жизни! Девушка решительно поджала губы и последовала за начальником госпиталя.

* * *

— Ты видел⁈ — я ткнул хмурого Игнатьева в плечо. — Только одного солдата потеряли! Десять против тридцати! В атаке!

— Это нечестно было, ваше благородие, — не выдержал ефрейтор. — Эта светящаяся ракета! Кто знал, что подобное возможно?

— Да, очень интересная задумка, — согласился довольный представлением Ильинский. — И ведь у нас были световые ракеты, да и те же самые парашюты, чтобы они подольше висели в воздухе, но… Использовать их не в море, чтобы показать себя, а на суше, чтобы ослепить врага — Григорий Дмитриевич, умеете вы удивить!

— А еще они были ярче, чем те, что мы использовали, — мичман Прокопьев, пришедший вместе с капитаном, не удержался в стороне от разговора.

— Кое-что добавили, — я не устал углубляться в детали. — Есть один металл, который ярко горит при не самой высокой температуре[2]. Вот мы с Дмитрием Александровичем и засыпали его стружку в осветительные ракеты.

— Горящий металл… Все-таки наука — удивительная вещь, — Ильинский мечтательно зажмурился. Несмотря на возраст он порой походил на мальчишку-мечтателя. Впрочем, как и почти все знакомые мне офицеры. Такое вот время.