Русская война. 1854

Я поймал на мушку, немного криво сидящую на кончике ствола – наверно, сбил, когда прыгал туда-сюда – очередную фигуру в красном мундире. Все немного плывет от усталости, не вижу лица англичанина, и так даже проще. Выстрел. На этот раз я попал. Спас сто человек, убил своими руками уже двоих. А уж если посчитать тех, кого подстрелили мои матросы и солдаты – счет пойдет на несколько сотен.

Горло на мгновение свело, но все тут же прошло. Я не собирался жалеть тех, кто пришел с оружием на мою землю, из-за кого в следующих войнах и не менее жестоких экономических передрягах умрут миллионы. Еще один выстрел – теперь на моем личном счету было трое. И как будто именно эта смерть переломила хребет наступлению. Англичане не выдержали огня и начали медленно откатываться назад.

– Никому не вылезать! – крикнул я, чтобы солдаты опять не отправились за добычей. К счастью, никто и не собирался.

А англичане уже отошли за дистанцию стрельбы. Еще немного, и они свернут в сторону, снова открывая нас для пушечного обстрела. А пока идеальный момент, чтобы по-тихому провести отход раненых.

– Залп! – я отдал приказ не столько чтобы кого-то достать, сколько чтобы наши позиции заволокло пороховым дымом.

Одновременно с этим наружу выбралась группа мичмана Лесовского, вытаскивая и унося подальше тех, кто не мог продолжать бой. А пройдет пара минут, и следом пойдут и все остальные… Был соблазн сыграть в триста спартанцев, но в то же время я прекрасно понимал, что дальше так легко уже не будет. Как бы удачно мы ни выдержали первые два штурма, в третий раз, когда враг точно будет знать где мы и сколько нас, он пойдет до конца.

– Залп! – мы добавили еще немного дыма.

И тут повезло. Отступающие англичане не выдержали и решили ответить. Естественно, тоже не попали, но теперь в дыму было все поле боя, и грех было этим не воспользоваться.

– Быстро! На вторую позицию! – скомандовал я и первым выскочил из окопа.

Владимирцы пока не понимали, куда именно мы отходим, но просто повторяли за мной и матросами.

– Лежа! – рявкнул я, когда солдаты снова собрались построиться.

– Русский солдат пулям не кланяется, – ухмыльнулся усач лет сорока, на которого с уважением поглядывали остальные солдаты.

Серьезно? Худшего момента для спора было не выбрать.

Дым как раз начал рассеиваться, англичане нас заметили и попытались наудачу зацепить хоть кого-то неприцельным огнем. Единственный плюс: мы у них так в печенках засели, что никто не отошел, и плотные ряды пехоты в красных мундирах до сих пор прикрывали нас от огня артиллерии. А те, кто действительно могли бы нас достать, вынуждены ждать… Представляю, как ругаются сейчас их офицеры.

– Русский матрос тоже не кланяется пулям! Много чести! – рядом вскочил Ильинский, а потом посмотрел на меня так презрительно и с жалостью, что сразу стало понятно. Если продолжу лежать, то все мои надежды на авторитет развеются как дым. И плевать всем будет на наши успехи, репутация труса весит гораздо больше.

– А русский офицер должен думать не только о чести, но и о жизнях тех, кто ему доверен или доверился! Солдат должен быть храбрым и умелым, а офицер должен сделать так, чтобы эти храбрость и умелость не спустили в унитаз, а направили на получение победы!

– Унитаз? – переспросил усатый солдат.

– Место, чтобы срать, – я не собирался следить за словами. – А наша задача – не срать, а побеждать. И каждый, кто по глупости погибнет и не даст нам выполнить задачу, будет не героем, а предателем.

Ильинский побледнел от ярости, солдат, наоборот, покраснел. Увы, слушать меня никто не собирался. И с каких пор у нас в чести митинги на поле боя? Вроде не тысяча девятьсот восемнадцатый? Или дело в том, что я по званию пока никто?

– И не надо мне про честь! – продолжил я, поднимаясь на ноги. Грохот пуль стал громче, к ним еще добавился тяжелый свист ядра, отправленного каким-то ухарем, решившимся выстрелить над головами своих же. К счастью, пока все мимо. – Вот я стою рядом с вами! Рискую своей головой! И ради чего? Ради пары пуль, которые могут попасть разве что чудом? Где тут подвиг? Или, когда мы сидели в окопе под канонадой двух десятков пушек, было проще? Да хрена с два! Вот только мы не просто сидели, а выжили в настоящем аду и потом в два раза больше, чем нас, англичан набили! Так разве ради того, чтобы кровь врагу пустить, нельзя наклониться?

– Честь важнее, – усач усмехнулся.

– Что ж, те, для кого честь важнее Родины, могут быть свободны! – я понял, что время слов закончилось, и подшагнул к распахнувшему глаза усачу. Такого обвинения он точно не ожидал. Как не ожидал, что я с размаху врежу ему в челюсть. Опыта драк у меня немного, но в крови было столько адреналина, что одного точного удара хватило, чтобы солдат покачнулся и упал. Ну, а я дальше ковал железо. – Ты! – палец ткнул в соседа усача. – Хватай болезного и тащи за нами! Все остальные – на пузо! Делай, как я!