Удачным казалось и распределение военачальников по участкам позиции – аналитичный, выдержанный Барклай твердо встал на правом фланге, бдительно озирая окружающую обстановку; лишенный мелкого тщеславия, зависти и амбициозности он помимо своих забот входит в положение соседа и нередко действует в его пользу до распоряжений Кутузова или почти одновременно с ними; энергичный, напористый Багратион, во мнении общества и собственным наследник-продолжатель А.Суворова, выглядел предпочтительнее на опасном левом фланге.
Сражение предъявило однако другую аттестацию военачальникам. Если Барклай, оценив особенности позиции, несколько оттянул 2-й и 3-й эшелоны войск от линии огня, отчасти укрыв их на местности с наличием закрытых непросматриваемых и непростреливаемых пространств, уменьшив поражение боевых порядков артиллерий, и отбивал врага атаками из глубины или из-за склонов, без постоянного нахождения частей в зоне воздействия неприятеля – то Багратион всевозможно уплотнил строй войск, добиваясь предельно быстрой реакции и мгновенной готовности к контрудару на противника, при этом поставил свои боевые порядки под непрерывное, и на всю глубину поражение артиллерией. Он как-то не вышел из-под впечатлений Шевардинского боя, где выдающаяся активность русских войск давала им неоспоримое преимущество над скованным общими предначертаниями неприятелем, а свобода маневра вокруг одного пункта уводила из-под сосредоточенных ударов громадных французских масс – и не вчитался в них, ведущие «правильный бой» в линию войска будут теперь лишены простых способов укрытия движением и станут поражаться всеми видами огня, если свободы маневра не возродить особыми мерами организации подвижек войск. За успех получасовой контратаки приходилось расплачиваться поголовной гибелью частей под двухчасовой канонадой. Вынужденный соревноваться с самим Наполеоном, который также читал уроки Шевардина, он к 10 часам израсходовал все армейские резервы, а к 12 часам и большую часть общих. По мере нарастания накала борьбы и ослабления 2 армии он все более захватывался событиями частного боя и нисходил с уровня командующего на нижестоящий уровень корпусных и даже дивизионных начальников, обращаясь из стратега в участника борьбы; личное вмешательство офицеров высокого ранга в сражение с обеих сторон было неизбежно, а в особенностях Бородино – предельной жестокости борьбы, крайней активности противников, тактическом разнообразии местности – просто необходимым, но не в звании командующего. В итоге Багратион стал 4-м корпусным начальником своей армии наряду с Раевским, Сиверсом и Бороздиным и просто потерялся как командующий на поле боя, оказавшись всецело поглощенным событиями одного участка (не более 1,5 км ширины) на фронте армии, утратив видение перспективы и являемую ей картину факторов борьбы, кроме расталкивания неприятеля. Уже к 10 часам он фактически руководил и оказывал влияние на происходящее только в районе Семеновских флешей, совершенно отстранившись во внимании от флангов и что там делалось у Раевского и Шаховского совершается вне его воли: его решение, принятое в отсутствии понимания общей обстановки забрать одну из двух дивизий корпуса Раевского едва не привело к катастрофическому падению Курганной батареи, спасённой только отчаянными усилиями случайно оказавшихся около неё Начальствующего артиллерией русских армий генерала А.Кутайсова(погиб) и начальника штаба 1 Армии генерала Ермолова(ранен) – в противном случае развитие атаки Е. Богарнэ от Батареи на юг создавало угрозу разгрома всего левого крыла русских войск вплоть до Утицы. М-да…
В поединке с Наполеоном он пропал как военачальник 1-го ранга, его истинный класс к 12 часам измерялся тем, что после ранения его задачи сначала удовлетворительно решал дивизионный Коновницын, потом успешно корпусной Дохтуров; в то же время цена его присутствия в событиях была непомерно высока, а прямое вмешательство в схватку начальствующих лиц выше дивизионных неоправданной и крайне опасной роскошью, что и подтвердилось после ранения Багратиона и его начальника штаба Сен-При.