Русская живопись. Пробуждение памяти

Рассматривая живопись Венецианова, я стремился подчеркнуть в ней особенности национального пластического мышления. Однако именно такой подход не может не вызвать многих вопросов. Были ли в истории русского искусства мастера, если не столь же определенно, то во всяком случае достаточно явно выразившие те же особенности? Продолжал ли кто-нибудь прямо или косвенно венециановскую традицию? Воплотились ли в творчестве художников более поздних поколений какие-то общие принципы искусства Венецианова? В этой ситуации естественно встает вопрос и о его значении в истории русской живописи.

Некоторые из этих вопросов уже имеют устоявшиеся ответы. Роль «отца русского жанра» давно приписана художнику, и никто не посягнет на то, чтобы отнять у него это звание. Если вспомним об огромном количестве учеников, продолжавших дело учителя, а также о месте, какое занял бытовой жанр в русской живописи XIX века, то станет очевидной выдающееся значение Венецианова в истории русской живописи. Он открыл для искусства мир русской деревни, русской природы, до того лишь еле-еле просвечивавший сквозь завесу художественной условности. Вслед за ним русская живопись не покидала это поле многие десятилетия — пусть изменились и творческий метод, и отношение к крестьянству, и живописный язык. В претворенном виде традиция Венецианова жила и, быть может, живет сегодня.

Другие из поставленных вопросов — сложнее. Воплотил ли кто-нибудь те же особенности национального пластического мышления, что и Венецианов? Русская иконопись в большинстве своих проявлений дает положительный ответ на этот вопрос, хотя мы заведомо оставили в стороне трудное сравнение явлений искусства, отделенных друг от друга столь решительным переломом. Можно найти те точки, в которых сходятся Венецианов и Александр Иванов, хотя последний и не признавал бытового жанра. Оба — каждый по-своему — стремились дойти до сути бытия, хотя один шел к этой сути через быт, а другой — через религию, миф и историю. Оба находили прямой путь от частного к общему. Но этим сопоставления с современниками кончаются. Уже ученики Венецианова многое утратили сравнительно с учителем и раздробили его ядро на отдельные части. Позже отход от его принципов еще более заметен. Во второй половине XIX века на Венецианова «похож», наверное, только А.И. Морозов — небольшой, хотя и обаятельный художник из Петербургской артели, в меньшей мере — В.М. Максимов. На рубеже столетий память о Венецианове оживляется в поэтических интерьерных сценах, к которым нередко обращаются мастера «Мира искусства» и «Союза русских художников», в крестьянских жанрах З.Е. Серебряковой. М.В. Алпатов отмечает близость Венецианову творчества К.С. Петрова-Водкина[87] (с этим замечанием нельзя не согласиться, хотя, как мне представляется, роль Иванова в формировании творчества К.С. Петрова-Водкина была большей). Прибавим к ним имя Павла Кузнецова[88]. Наверное, такими примерами и исчерпывается список параллелей. Но разве сам факт ставит под сомнение способность Венецианова выражать существенные стороны национального художественного мышления? Ведь мы ценим А.С. Пушкина не за то, что его кто-то повторяет. Нередко бывает так, что гении остаются одинокими и принцип их творчества невоспроизводим. Искусство большого национального мастера может найти отклик за пределами тех видов, в которых он реализует себя. Наверное, «в пользу» Венецианова говорит его сравнение с Пушкиным, которое делает едва ли не каждый историк искусства, пишущий о нашем художнике. Действительно, в «Онегине» перед нами раскрываются очень похожие на венециановские времена года в своих постоянных сложившихся формах. Природа, деревня, крестьяне воссозданы необычайно просто, ясным пушкинским языком, без сложных сюжетных сопоставлений и конфликтов — лишь с помощью описания самых естественных явлений жизни, пропущенных сквозь «магический кристалл» поэзии. Неприхотливые, даже несколько простодушные строки, с детских лет известные каждому русскому человеку — как известны ему «Весна» или «Лето» Венецианова, — проникнуты какой-то особой простотой. Это некая поэтическая формула мира. Разумеется, в этом не весь Пушкин. Что же касается Венецианова, то поэзия простого ему особенно близка. В сопоставлении Венецианова с Пушкиным мы вышли уже за пределы живописи. И это понятно. Венецианова нельзя объяснить, исходя лишь из оценки чисто живописных его достижений. Не менее важно увидеть художника с более широких — общекультурных и социальных позиций. Венецианов открыл человеческое достоинство простого труженика, нарушив преграды, разделяющие сословия. Он воспел крестьянский труд и свой нравственный идеал связал с человеком труда. Он открыл путь к тем жизненным проблемам, которые волновали русское общество в течение всего XIX века.

1980 г.

Творчество Н.Н. Ге и развитие русской живописи второй половины XIX века